Образ святителя Филарета (Дроздова): знакомое и неизвестное (по материалам РГИА и РНБ в Санкт-Петербурге)

«Как всякой звезде свой путь: так и человеку к вечному покою. Иному вера, иному любовь, иному нищета духа, иному печали и скорби, иному кротость и смирение, иному стремление к истине, иному чистота сердца, иному миролюбие и миротворство, иному гонение за истину, иному гонение за звание Апостольское, и пр.»

Из Записной книжки святителя Филарета (Дроздова). Публикуется впервые¹.

Есть в русской агиографии святые, чей путь к вечному покою таинственным образом ознаменовал собою тот или иной исторический «шаг» нации, ведомой Божиим промыслом. Таковы преподобный Сергий, игумен Радонежский, святитель Филарет Московский, святитель и исповедник Тихон, Патриарх Московский… Первый из них личным примером поднял дух русского народа, став символом-вестником духовной победы над страшной властью гнетущего ига. Последний – и снова примером своей личности – не позволил разбить этот дух, став символом христианской стойкости… Но возможно, в чем-то еще более удивительным был путь святителя Филарета, жившего в пору сравнительного благоденствия и «духовного сна», но и в эту эпоху – требовавшую постоянного бдения над собой – сумевшего пробудить в людях чаяния веры².

Образ каждого из этих святых вырос до уровня всенародного почитания не под пером позднейших биографов, но благодаря живой памяти современников. Чем был для современных владыке известных и незаметных, простых, людей образ святителя Московского Филарета? Упомянув о бодрящей силе этого, на редкость живого, образа, нам хотелось бы немного остановиться на причинах такой животворной энергии. Митрополит Филарет – как властью данного ему точного слова, так и силою своего образа – умел «возбуждать сердца», не оставляя их равнодушными к тому, к чему не был равнодушен и сам святитель.

Пожалуй, ни один московский архипастырь не имел столько портретов, сколько их было у владыки Филарета (о существовании большинства которых он даже не подозревал), однако, «схватить», передать, казалось бы, знакомый всем духовный образ не удалось до конца никому из биографов знаменитого иерарха³. Рано или поздно каждый добросовестный исследователь сталкивался с проблемой противоречащих друг другу данных. Та или иная характерная черта характера владыки настолько недвусмысленно проявлялась в воспоминаниях современников, что казалась неоспоримой. Но тут же, в других рассказах, встречалась и другая характеристика, которая немедленно разбивала стройный образ, построенный на основании первого качества. Так, например, в записках добрейшего и смиреннейшего Филаретовского викария, владыки Леонида (Краснопевкова), московский иерарх предстает весьма строгим и даже придирчивым пастыреначальником⁴. Одновременно, в воспоминаниях Н.В. Сушкова митрополит Филарет вдруг обнаруживает безграничное терпение и даже стремление обойти (до поры до времени) некоторые неудобные «малости»⁵.

Ошибка исследователей, на наш взгляд, заключалась именно в том, что они пытались во что бы то ни стало сгладить возникшие в образе владыки противоречия. Тогда как сам святитель не боялся казаться непоследовательным. Тонко чувствуя характер момента и внутреннюю организацию людей, так или иначе с ним соприкасающихся, митрополит Филарет вел себя именно так, как этого требовал данный конкретный случай. Зная смиренный характер своего викария, святитель Филарет мог повернуть ситуацию так, чтобы дать кроткому владыке лишний раз проявить это замечательное качество. Напротив, внутренний настрой молодого Н.В. Сушкова, немного похожего на благовоспитанного ежа, при подобном строгом поведении мог обернуться настоящей душевной травмой. И святитель Филарет вел себя как можно более мягко, постепенно вынимая опасные иглы.

Именно насыщенность антиномиями⁶, гармония противоречий, – а вовсе не та или иная поражающая воображение добродетель – стала, в конечном итоге, главным свойством живого образа святителя. И этого не стоило бы пугаться. Ведь на чем ином, если не на антиномиях, строится – самая важная для нас – евангельская логика. Не останавливаясь подробно на всех свойствах антиномий, подчеркнем только одно, психологическое, их качество – встряхивать сознание человека, побуждая его путем личного размышления или в беседе преодолевать заложенную в антиномии мнимую противоречивость.

С первого взгляда, характеристики, данные современниками московскому архипастырю, поражают своей противоречивостью. Он стяжает славу замечательного молитвенника, чураясь при этом внешней экспрессии, столь принятой в то время в церковной молитве. Его называют «русским Златоустом», – и это при том, что говорит он всегда тихо, слабым голосом, и все проповеди после известного случая⁷ никогда не произносит «по вдохновению», экспромтом. Его упрекают за вспыльчивость, гневливость и нетактичность, – и хвалят за сдержанность, терпение и примерное проявление такта. Ему приписывают тонкое чувство происходящих событий и даже прозорливость, – и упрекают в излишней приверженности к магнетизму, мистике и другим сомнительным и даже «соблазнительным» предметам. Его боятся как человека, любящего низкопоклонство и безответность, – и восхищаются его архипастырской мудростью, умением наградить, не вызывая гордости, или смиренно признать справедливость иного мнения. Он велик тем внутренним величием, которое вызывает инстинктивное преклонение даже у тех, кто, по слову Донского архимандрита Симеона, не будучи знаком с митрополитом, и вошел было «павлином, а вышел вороной»⁸, – и так же внутренне органично прост и скромен в общении. И так далее… почти до бесконечности.

С другой стороны, столь великому числу антиномий в образе святителя Филарета мы обязаны, прежде всего, необыкновенно бережному вниманию современников к каждому шагу его личности. Читателя может удивить, насколько общество того времени интересовали любые подробности жизни церковного иерарха, монаха, оставившего мир, чтобы жить по иным, чуждым миру, законам. Неужели мир и тогда не оставлял владык своими житейскими пересудами? В известной степени, да: и московские митрополиты регулярно видели отчеты о своей епархиальной деятельности на страницах газетно-журнальной светской хроники. «Такой-то, митрополит Московский и Коломенский… такого-то числа сего месяца изволил отбыть туда-то… или изволит служить там-то…» и т.п. Однако подобные официальные сообщения почти не раскрывали личности того или иного владыки⁹, тогда как личность святителя Филарета и по сю пору кажется гораздо реальнее тех 150-200 лет, отделяющих нас от жизни архипастыря.

Столь явная «исключительность» митрополита Филарета может показаться неоправданной, если не принять в расчет атмосферу того времени. Московский владыка был не просто видным церковным и государственным деятелем, но и талантливым умным человеком, умеющим свежо и вовремя подать свою мысль¹⁰. Важность этого умения в духовной атмосфере XIX века невозможно переоценить. Уже не духовенство, а поэты и писатели становились «властителями дум» эпохи, беря на себя груз духовного наставничества¹¹. И только обретя литературный авторитет¹² с помощью дара «художественно важного слова»¹³, святитель Филарет смог заново обрести авторитет истинного пастыря для «образованной» части своей паствы. А сочетание черт литературного и государственного деятеля сделало митрополита Филарета в глазах современников ярким примером живой исторической личности.

Так уж сложилось, что жизненный и творческий путь святителя Филарета пришелся на время, когда русские люди внезапно почувствовали себя принадлежащими истории, и это чувство во многом захватило их дух. С середины XVIII века ощущение исторической значимости происходящих событий начало овладевать избранными умами, но после войны 1812 года – когда массы людей были вовлечены в событие мирового значения – это ощущение стало достоянием значительной части русского общества. Потоком хлынули и оказались невероятно востребованными произведения в двух новых жанрах – дневниковой прозы и мемуаристики. Увлечение историей – по своим масштабам вполне сравнимое с нынешним глобальным погружением во «всемирную паутину» – на какой-то момент стало настолько всеобщим, что стало восприниматься как нечто обыкновенное, органически присущее человечеству. А может быть, оно действительно было ему присуще… В конце концов, все эти глобальные увлечения – Историей ли, Интернетом ли – что они представляют из себя, как ни разные типы одной и той же, потерянного и желанного от века, всечеловеческого единства?! И поколение святителя Филарета, вдруг осознав себя включенным в целую цепь мировой истории, наивно, но остро, ощутило особое значение «исторических» событий и «исторических» личностей.

«В сонмах бесчисленного множества людей обыкновенных во все времена были и есть мужи избранные, которых Провидение Божие посылает в мир для откровения своей славы и для великого служения человечеству (…) Таков был и Ты, почивший Архипастырь!»¹⁴. Тот же А.С. Аксаков, десятилетием раньше «красневший от сочувствия «Беседе»¹⁵ графа Александра Петровича Толстого, отца Матвея и Филарета»¹⁶, по случаю кончины последнего писал: «Митрополита Филарета не стало… Со смущением вняла этой вести Москва, а вслед за нею внимет и вся Россия – с тем благоговейным смущением, которое невольно объемлет душу при всяком видимом тайнодействии истории.

Его кончина – событие всероссийское.

Филарета не стало! Упразднилась сила, великая, нравственная, общественная сила, в которой весь русский мир слышал и ощущал свою собственную силу, – сила, созданная не извне, порожденная мощью личного духа, возросшая на церковной народной почве. Обрушилась громада славы, которою красовалась церковь и утешался народ. Отжита навек та величавая, долгая современность, что обняла собою пространство полвека, что перебыла длинный ряд событий и поколений и как бы уже претворилась в неотъемлемое историческое достояние Москвы, в ее живую стихию, которой, казалось, ей не избыть и вовеки. Без этой силы, без этой славы какая пустота силы и славы почувствуется внезапно в Москве, да и во всем русском церковном мире! Кафедра московского митрополита может, конечно, быть и будет занята, но место, которое занимал Филарет, пребудет пусто. (…)

Убыло силы и славы, убыло последнее народное имя. Назвать более некого, нет другого равнозначительного и даже менее значительного, но всенародного имени. (…)»¹⁷.

В то же время, в памяти простого народа образ московского архипастыря возрос, может быть, до еще более великих исторических масштабов, с одной стороны, став нарицательным¹⁸ – т.е. единственно истинным в глазах простолюдина – героем; а с другой – воплотив в себе одну из главных антиномий народного сознания: антиномию простоты и величия. Святитель Филарет был мил сердцу простолюдина своей домашней близостью: в простой ряске, скуфейке, каким он особенно часто изображался на дешевых портретах, и даже «жалостливостью»: небольшого роста, тихогласный и пр., – и одновременно с этим, своим внутренним величием. Подобная антиномия между «великим образом» и «простым обликом» святителя Филарета тронула образованного морского офицера и простого кроткого епископа Леонида (Краснопевкова) даже до слез: «Пройдут века, – писал он, – и имя его (митрополита Филарета) вырастет необыкновенно. Мысль будет искать в прошедшем его великого образа, и счастлив, кто увидит его несовершенный портрет, – а я, недостойный, стою теперь от него в полуаршине и смотрю на эту чудно-правильную, кругленькую головку, покрытую редкими мягкими темно-русыми волосами…»¹⁹.

*****

В отличие от мемуарной традиции, показавшей неоднозначность образа митрополита Филарета, его насыщенность антиномиями, в предпринимавшихся до настоящего времени изданиях бумаг святителя разрабатывался иной – значительно упрощенный и лишенный противоречий – его портрет. С публикаторской точки зрения, создание такого – в значительной мере условного – образа вполне понятно: основной его функцией стала роль своеобразного «ключа», вносившего определенный порядок в издание огромного и противоречивого наследия московского иерарха. Чем проще и условнее был этот «ключ» – тем легче затем было наделить уже созданный образ «плотью и кровью» живого наследия святителя, отобрав из его бумаг соответствующие документы.

Не трудно угадать и критерии, положенные в основу этого условного образа. Они вполне типичны. В зависимости от того, предполагалось ли будущее издание популярным или строго научным, выбиралось одно из двух основных клише: образ святителя-пастыря, духовного наставника и утешителя – в изданиях популярных; и образ «исторической личности», церковного, государственного и общественного деятеля – в научных изданиях²⁰.

Подобная пред-заданность филаретовского образа, заложенная в программу будущего издания, возникла в силу ряда причин, наиболее важная из которых состояла в неизбежном отборе документов. Состав и характер письменного наследия святителя чрезвычайно богат и разнообразен. Не лишним будет напомнить, что кабинет любого епископа XIX века непредставим без множества присланных ему на рассмотрение бумаг. Тем более – кабинет святителя Филарета, авторитет которого был невероятно высок. Век девятнадцатый – «бумажный» – не только лишь «железный век». Именно в это время поток письменных (рукописных) документов, многие из которых дублируют содержание друг друга, достигает своего апогея. Издатели не могли не учитывать, что такие документы легко утомляют внимание читателя, особенно неподготовленного, а обилие шаблонных оборотов в самом тексте еще более усугубляет впечатление.

Не лишены повторов и рукописи святителя Филарета²¹. В одних случаях, шаблонность документа зависела от общих правил делопроизводства и письменного этикета того времени²². В других – повторы лишний раз подчеркивали характер святителя, ни в чем не терпевшего путаницы: заданные ему вопросы владыка Филарет делил на пункты, и только в конце работы, повторяя уде сказанное, объединял свой ответ²³. Наконец, ряд документов создавался святителем или его помощниками в качестве справочного пособия или «заметок по поводу», не предназначенных для какого-либо официального обнародования или прочтения²⁴. В подходе к публикации этих бумаг стало особенно заметным кардинальное различие между научными и популярными изданиями.

Наибольшей свободой в том, что и как печатать, пользовались, конечно, популярные издания. Многие из них (тонкие брошюрки – в особенности) не только отказались от публикации сходных по содержанию бумаг, но и – в целях удержания читательского внимания на важнейших мыслях святителя – к сокращению малосодержательных шаблонных частей документа. Таким образом, издатели позволили себе вторгнуться в авторский текст, приняв на вооружение метод фрагментарной его подачи: с помощью кратких, ясных и красиво расставленных цитат, «изречений» и прочего, – метод, наиболее радикально порывавший с историческим контекстом источника, вплоть до «контекста» мысли внутри единого документа, что, в конечном итоге, серьезно искажало действительный образ святителя.

Кроме того, как в популярных, так и в научно-популярных²⁵ изданиях бумаг митрополита Филарета широкое хождение получили тематическая (вместо принятой в научном мире хронологической) подача материала; работа с опубликованными источниками без обращения к архивным документам; отказ от утяжелявших восприятие текста ссылок и комментариев, и пр.

С другой стороны, при подготовке ряда публикаций конца XIX – начала XX века была детально разработана программа научного издания документов святителя, послужившая толчком к углубленному изучению его наследия, положившему начало целому направлению «филаретики»²⁶. Уточнявшаяся с момента первой научной публикации («Из бумаг в Бозе почившего…» Спб.,1868) до масштабного «Собрания мнений и отзывов…» (Спб.,1885-1887) почти 20 лет, программа издания «великих трудов великого святителя»²⁷ стала одним из великих воплощений мировоззрения господствовавшей в то время государственно-правовой исторической школы. Сама концепция подачи материала базировалась здесь на глубоком представлении о целях истинно научного издания: с одной стороны – служить делу просвещения, в связи с чем редакторы ориентировались, по большей части, на издание ранее не опубликованных архивных материалов²⁸; с другой – составить максимально широкую и удобную в работе документальную базу для профессионального исторического или историко-биографического труда²⁹.

Стоит отметить несколько характерных черт государственно-правовой школы, более других воплотившихся в судьбе творческого наследия святителя. Считавшие себя «шестидесятниками» того столетия, историки этой школы восторженно относились к реформам 1861-1864 годов, считая их переломным моментом в развитии России и связывая с ними большую часть своих исторических надежд и прогнозов³⁰. Не зная этого, невозможно понять особый знаковый смысл, который придавали современники судьбе «Бумаг 1861 года, касающихся освобождения крестьян от крепостной зависимости» из архива святителя. Не случайно именно эти бумаги были выделены из состава синодального фонда, и «препровождены в 1888 г. И.Д. Демьянову для хранения в публичной библиотеке (ныне – РНБ – Н.Н.)»³¹ для создания в рамках собрания автографов самостоятельного – принципиально отличного по своей открытости для читающей публики от принципов Синодального архива – фонда митрополита. Чуть раньше чрезвычайная важность «бумаг 1861 года» была так же подчеркнута при их публикации: бумаги, посвященные реформам 1860-х гг., были выделены из ряда других государственных документов в особый том. При этом – единственный раз – как исключение (здесь: воспринятое как особый художественный приема) был нарушен принцип хронологической подачи материала, что лишь усилило впечатление исторической значимости событий, связанных с реформами 1860-х гг³².

Характер исторического знания, предлагаемого учеными государственно-правовой школы, отражал специфику становления самой школы на базе изучения правовых, юридических, документов прошлого³³. В основе этой концепции лежали «постулаты о надклассовом государстве и бессословной интеллигенции»³⁴, сменяющих друг друга в роли ведущей силы истории. Здесь стоит подчеркнуть, что в отличие от марксизма, историкам государственно-правовой школы было совершенно не свойственно расценивать действия того или иного «исторического» лица как проявление «сословных интересов» и «классовой борьбы». В поступках и решениях святителя Филарета – в отличие от позднейшей историографии – они видели поступки и решения государственного мужа и общественного деятеля, а не поступки и решения «представителя наиболее консервативного сословия». Тем не менее, именно государственная и общественная деятельность московского иерарха стала главным объектом внимания в предпринятых в конце XIX – начале XX века изданиях, затмив собою документы иного плана.

В число «изгоев» попали бумаги, отражавшие личную жизнь и домашний обиход святителя, собиравшиеся им в течение жизни рукописи или же отдельные выписки из журналов и книг, а также составленные владыкой «для себя» справочные материалы и отдельные мысли «на будущее». Некоторые из них были отброшены благодаря своему – «незначительному» в рамках глобальной истории – содержанию, другие – как носящие отрывочный характер, не позволяющий до конца уяснить мысль святителя.

Все эти – «лишние» – неизданные документы по смыслу делятся на две большие части. И к первой из них можно отнести случайные по своему составу и содержанию бумаги, так или иначе раскрывающие домашний обиход святителя. Любое свидетельство о будничной жизни митрополита Филарета само по себе имеет очень высокую цену в глазах историографа, хотя бы по своей редкости: владыка не любил посвящать кого-либо в свою домашнюю жизнь. С другой стороны, любое такое свидетельство дает возможность по-новому взглянуть на образ московского архипастыря.

Другой пласт составляют – отрывочные и сложные для понимания, но никогда не случайные – бумаги, переводящие внимание читателя в сторону – особенно сокровенной – духовной жизни святителя. Часть из них – мысли, записанные рукой самого владыки – свидетельствуют о тех или иных его переживаниях и убеждениях непосредственно. Другие – а к ним, на наш взгляд, относятся выписки из журналов и книг³⁵, а также целый ряд ссылок на святых отцов по самым различным темам, собранных и расставленных владыкой в алфавитном порядке для постоянного использования: в проповедях, работе и становлении собственных суждений – лишь намекают на возможный ход мысли владыки.

К этим бумагам непосредственно примыкает наиболее сложный ряд документов: неизданные рукописи безвестных авторов, бережно сохраненные в архиве святителя³⁶, подписанные и неподписанные тексты, многие из которых – как можно догадаться по косвенным свидетельствам – самим возникновением были обязаны одной настойчивости владыки³⁷.

Не стоит забывать, что по образу своей жизни святитель Филарет принадлежал кругу людей, не мыслящих себя без письменного общения: через периодические издания, книги и письма. На чтении – именно на чтении, прежде всего, основывается большинство известных духовных наставлений святителя, без которых ныне непредставим его историографический образ. Отсутствие в историографии интереса хотя бы к самым общим чертам этого чтения – одно из преступлений современной ученой филаретики, тем более что бумаги этого рода широко представлены в архиве святителя. Сложнейшему процессу чтения, отбора и претворения прочтенного в собственных мыслях митрополита Филарета хотелось бы посвятить самостоятельный труд, который, мы надеемся, будет предпринят под эгидой московского подворья Троице-Сергиевой Лавры и Музея Московских Святителей.

Концепции исторической науки несколько раз сменились с тех пор, однако, эти документы так и не были введены в научный оборот, возможно, благодаря потере интереса в современной науке к проведению столь масштабных мероприятий в данной области. Именно к этим, неизданным, материалам из состава питерских фондов святителя хотелось бы привлечь особое внимание наших читателей.

*****

Каким образом могло возникнуть «питерское собрание» бумаг архипастыря, в течении 46 лет почти не покидавшего Москвы? Судьба архивного наследия митрополита Филарета тесно переплетается с судьбой научной публикации его документов, предпринятой в конце XIX – начале XX века. В науке того времени не было четкого представления о неделимости исторически сложившихся архивных фондов. В силу этого ученые государственной школы, так или иначе связанные с научным изданием трудов митрополита³⁸, сочли себя вправе осуществить последовательное разделение документов митрополита по их «исторической значимости», приведшее к дроблению единого фонда (бумаг из кабинета владыки на подворье Троице-Сергиевой Лавры в Москве) на три неравные части³⁹.

Почти сразу вслед за кончиной иерарха наиболее важная часть его бумаг, отобранная лично обер-прокурором Синода графом Д.А. Толстым, была вытребована в Петербург для хранения в Синодальном архиве и последующего издания, порученного академику М.И. Сухомлинову. А чуть позже, при составлении бумагам фонда, изъятым из секретного отделения архива, подробной описи⁴⁰, часть материалов, как мы уже говорили⁴¹, была выделена вновь и передана на постоянное хранение в собрание автографов Императорской публичной библиотеки (ныне ОР РНБ).

Как ни тщательно отбирались бумаги обоих фондов (нынешних РГИА и РНБ), в их состав все же вошла часть рукописей, не имеющих «исторического значения» и в дальнейшем отброшенных при издании⁴². Именно эти документы – самого разного плана – можно было бы назвать недостающим свидетельством широты интересов московского архипастыря, обогащающим наше представление о его образе как в личном, так и в духовном отношении. Приведем несколько примеров.

С одной стороны, при подготовке к публикации были сурово отброшены все материалы, так или иначе связанные с повседневной жизнью митрополита. Вследствие этого в историографии, а через нее, и в общественном мнении, закрепилось, например, ложное убеждение в том, что владыка не любил входить в заботы о своем здоровье или устройстве собственного материального быта. Дань этому убеждению отдал и такой глубокий биограф святителя Филарета как митрополит Иоанн (Снычев). То, что святителя могла занимать такая мелочь, как температура принимаемых им лечебных ванн (см. документ, приводимый ниже), в этом контексте не воспринимается иначе как откровение.

Устойчивости подобных убеждений не помешали даже воспоминания современников. Так, например, в записках архиепископа Леонида (Краснопевкова) с любовью сохранено множество, казалось бы, пустых случаев, деталей, говорящих о том, что не было такой мелочи, в которой владыка не стремился бы придерживаться собственных строгих привычек, через которые сама забота о здоровье превратилась у него в незаметный жизненный навык⁴³.

Святитель Филарет, с детства отличавшийся хрупким сложением, нередко размышлял о здоровье и принципах лечения вообще, не забывая при этом всякий раз внимательно расспрашивать приближенных об их самочувствии. Так, например, в своей записной книжке под литерой «Л», в ответ на, вероятно, коснувшееся его сомнение, он кратко замечает:

«Лечение позволительно. Вас[илий] Вел[икий]. Письм[о] 4»⁴⁴.

Воспоминания современников святителя буквально пестрят записями вроде: «Принял Владыка довольно спокойно, спросил, принимая бумаги, что тут хорошего, и тотчас же перешел к другому вопросу о здоровьи моем»⁴⁵, «Он заботливо спросил меня о здоровьи, советывал беречься»⁴⁶ и пр. В последние годы жизни у Камчатского архиепископа Иннокентия (Вениаминова, будущего преемника святителя Филарета на Московской кафедре), открылась болезнь глаз, закончившаяся почти полной потерей зрения. Владыка Филарет всерьез сопереживал этому горю и старался хоть как-то облегчить недуг, советуя святителю Иннокентию «при пробуждении от сна по закрытым глазам провести перстом, смоченным в слюну, и остаться с закрытыми глазами минуты на три»⁴⁷. И таких примеров великое множество.

Помимо этого, в неизданных бумагах святителя имеется уникальный в своем роде документ: рецепт и дальнейшие рекомендации врача, записанные митрополитом на том же листе. При оформлении документов в дело эта бумага была наугад – нечитанной – приплетена к иным по содержанию рукописям (выпискам из латинских книг о травах) и даже перевернута наоборот относительно последовательности записей⁴⁸.

Приведем несколько цитат из этого любопытнейшего документа⁴⁹. Записи начинаются с рецепта, написанного почерком доктора:

«(+) Взять Мазнезии две чайные лошки полные, развести выжатым соком нецелого Лимона, Сахару мелкого полную чайную Лошку, воды пол чайной чашки [;] засим смешать все вместе и принять, когда требуется свободное разрешение. Можно повторить чрез месяц и реже.
Морковный сок употреблять за два часа до обеда и вечером часов в 8мь по рюмочке. употреблять тоже Морковь Красную, и тереть на терке совсем и с сердцевиной, толко очистя от внешней кожицы»⁵⁰.

Хочется обратить внимание читателей на то, какими гуманными – чуждыми всякой химии – «препаратами» пользовались в то время все доктора, не исключая и самых образованных. В воспоминаниях архиепископа Леонида (Краснопевкова) сохранилась запись, поясняющая для нас, кем, вероятнее всего, был дан этот рецепт: «Владыку пользует Блюменталь»⁵¹, – известный и весьма дорогой врач, имевший широкую практику в кругу высшей московской знати.

Далее следует несколько записей почерком самого святителя. Приведем некоторые из них:

«1842. Авг[уста]. 25. Cons[ilium] vid[ent].
В ноль 10 ч[асов] утра. стакан воды. – чрез четверть или полчаса полстакана Морковного сока. – Движение нужно. – Для испарины, чашку зверобоя на ночь. – Овсяная кашица неполезна»⁵²;

«Cons[ilium] vid[ent].
Ноги бывают холодны. Их согревать, натирая спиртом, настоянным горчицею, несколько раз в день»⁵³.

«Ediur. corum. vident. 1822.
Трава золото[й] тысячелист[ник] есть та, в которой наиболее огня. Человеку слабой внутренности предписано тереть живот вином настоянным сею травою, и пить по три чашки чая из зверобоя»⁵⁴.

«От ревматизма: земляника, земляника сухая вместо чая и вместо пития. темже корня земляники 3 золотника, варенные в чайнике воды, уваренные до 3, три раза в день по чашке»⁵⁵.

Анализируя эти рецепты, не трудно догадаться, какого рода недуги мучили владыку на протяжении его жизни. Большая часть их невольно свидетельствует о том напряженном образе жизни, который приходилось вести московскому архипастырю: недостаток движения и многочасовые труды за столом, ведущие ко всякого рода застоям в организме; нередкое пребывание в холодных, сырых или полусырых помещениях (например, во время служения), приводящее к ревматизму, и т.д. Учитывая все это, становится ясным, что прогулки на свежем воздухе были не прихотью, а жизненной необходимостью владыки, старавшегося не пропускать их, особенно живя в Гефсиманском скиту. На замечания об отдаленности своего Подворья от архиерейских кремлевских храмов (Успенского собора и Чудова монастыря), не соответствующем чести митрополичьего звания, святитель Филарет добродушно отвечал: «Я своим помещением доволен. Подворье на хорошем месте, окружено зеленью, что мне особенно приятно, так как летом я не могу пользоваться загородной жизнью. Я лучшего помещения не желаю»⁵⁶.

Некоторые из записей на рецепте находят себе буквальные параллели в воспоминаниях современников. Так, например, запись митрополита

«Для укрепления нерв ароматические ванны от 28 градусов тепла постепенно до 18»⁵⁷.

перекликается с деталью, запомнившейся архиепископу Леониду (Краснопевкову): «Ему (владыке – Н.Н.) московский доктор советовал взять время от времени 12 ванн»⁵⁸.

На том же рецепте записаны и некоторые личные наблюдения владыки, поражающие глубиной восприятия гармонии – ныне почти забытой – между физическим и духовным состоянием человека.

«Естьли мыслию не желаю есть мясо: то тело мое сие тем уже будет чисто»⁵⁹.

*****

Помимо бумаг, так или иначе отражавших черты внешнего быта митрополита, при систематическом издании его документов были отброшены и многие рукописи, носившие отрывочный, незаконченный, характер. Возможно, именно этим объясняется загадочная история, связанная с «Келейным дневником», «Заметками на календаре» и «Записной книжкой» митрополита Филарета.

Как справедливо замечает о. Павел (Ходзинский), «Келейный дневника митрополита Филарета» (опубликован в «Московских церковных ведомостях» за 1908 год⁶⁰) и «Заметки митрополита Московского Филарета на календаре» (опубликованы в «Русском архиве», 1914 год⁶¹) восходят к одной и той же рукописи⁶². Небольшие разногласия между изданиями легко объяснимы ошибками при прочтении. Полагая источник утраченным, о. Павел принял на себя немалый труд по воссозданию «хронологической реконструкции» этого документа⁶³. Тем не менее, нам кажется вполне закономерным вопрос, принадлежала ли вообще данная рукопись перу святителя Филарета, или же источник носил компилятивный характер?

Дело в том, что в Российском государственном историческом архиве (РГИА) в г. Санкт-Петербурге под названием «Выписки из дневников и из духовных книг за 1828-1853 годы»⁶⁴ хранится внешне ничем не примечательная рукопись. Недорогая тетрадь без обложки удобного карманного формата, состоящая из 53 прошитых листов⁶⁵. Записи – мелким почерком неизвестного автора⁶⁶ – следуют по месяцам, от Генваря до Декабря⁶⁷: точно так же, как это было сделано в предпринятых изданиях «Келейного дневника» или «Заметок» (за исключением «Хронологической реконструкции»). За месяцем, расположенным посреди страницы, с красной строки следуют числа в старом и новом стиле через дробь, дни недели и соответствующий дню праздник. Каждая новая запись выделена абзацем, в отдельных случаях перед заметкой – без соблюдения хронологической последовательности – подписан тот или иной год⁶⁸. Практически не подлежит сомнению, что именно эта рукопись и послужила оригиналом изданий таинственного «дневника» святителя, предпринятых в начале XX века. Однако, данный документ – вовсе не Ежегодник, и написан он был, скорее всего, уже после смерти знаменитого иерарха. Что это – снятая с какого-то действительно существовавшего Ежегодника копия, или же компилятивный источник, о чем, в частности, свидетельствует данное ему в архиве название?

Часть использованных в данном документе заметок безусловно имеет отношение к жизни московского архипастыря. Но это еще не дает нам право утверждать, что все они были списаны с одного, принадлежавшего перу святителя, источника. Документ не имеет помет, указывавших бы на авторство заметок. Эта деталь, казалось бы, говорит за то, что автор оригинала был один и его имя не требовало специального выделения. В то же время, составитель выписок мог и не знать точного имени автора, или же у него были причины не помечать вообще никаких имен.

В пользу существования ежегодника, послужившего оригиналом для данной тетради, казалось бы, говорит весьма необычный порядок ее составления. Еще до внесения записей тетрадь была разделена на 12 месяцев, следовавших друг за другом в календарном порядке с пометами о дневном празднике (стиль православного Ежегодника), причем количество листов, отведенных под тот или иной месяц, не было равным⁶⁹. Таким образом, составитель заранее знал приблизительное число записей, планируемых им для размещения под тем или иным месяцем⁷⁰.

В то же время, в пользу компилятивного характера найденного нами документа свидетельствует свой ряд особенностей. Судя по качеству чернил (разные, голубые и черные, в записях одного и того же месяца), записи в тетрадь вносились в разное время. Если бы источник был один, удобнее было бы копировать записи в порядке, предложенном оригинале. Иными словами, составитель либо сам создавал «реконструкцию» какого-то документа, произвольно сокращая и меняя порядок исходных записей, либо же выписки были сделаны им из нескольких источников.

Совершенно недопустимо, выпущенное из внимания как самими издателями, так и о. Павлом (Ходзинским), присутствие в якобы «оригинальном» источнике второй четверти – середины XIX века параллельной датировки событий по старому и новому стилям. Григорианский календарь, официально введенный в России в 1918 году, в редких случаях применялся спустя несколько десятилетий после кончины митрополита Филарета. Естественно, что ни самому святителю, ни его современникам и в голову не приходило пользоваться подобной системой датирования своих рукописей.

Судя по сохранившимся автографам, владыке в принципе было несвойственно датировать свои мысли. Любая датировка сама по себе была знаком чрезвычайной важности для митрополита времени события, в котором он предполагал будущую связь с еще неизвестными ему самому случаями⁷¹.Кстати говоря, владыке было также нехарактерно отмечать даты своих передвижений и служб – одной из излюбленных тем его предполагаемого «келейного дневника». В то же время, все эти события на протяжении многих лет регулярно записывались его диаконами: и П.С. Грозовым. Дневник последнего, изданный отдельной книгой в 1904 году, начинается только с 1855 года, записки же первого были ко времени этой публикации утрачены. Тем не менее, и эти записки, и ряд других хронологических свидетельств – не говоря уже об упоминаемых выше постоянных газетных публикациях – о жизни московского иерарха⁷², вполне могли быть известны составителю «выписок из дневников и духовных книг». И, конечно, не только святителю Филарету, но и самому составителю могли принадлежать многочисленные выписки из богослужебных синаксарей, Четий Миней, Лимонария, Добротолюбия, из Фенелона, госпожи де Гюйон и различных журналов, встречающиеся в таинственном «келейном дневнике».

Таким образом, наиболее вероятной представляется версия составного, компилятивного характера рукописи, послужившей источником при издании так называемого «Келейного дневника» (а равно и «Заметок митрополита Московского Филарета на календаре»). Причем, собранные в этой рукописи заметки выбирались из документов различного происхождения, большая часть которых не принадлежала перу самого святителя.

Как бы там ни было, но ситуация в современной филаретике сложилась так, что за таинственными «заметками на календаре» оказалась упущенной из виду единственная известная нам на данный момент подлинная «Записная книжка» святителя. Как ни странно, но именно этот источник, по содержанию совершенно несходный с «келейным дневником», обнаружил наибольшее соответствие с известным нам внешним описанием этой рукописи. Это действительно подарочная тетрадь в твердом темно-красном кожаном переплете с золотым тиснением, накладным золотым украшением и двумя золотыми застежками. Листы плотные, без дополнительных помет (т.к. это именно тетрадь для записей, а не календарь или ежегодник). Исписана не полностью, записи делятся на три части, между которыми оставлены пустые листы. Чернила разные. Почерк святителя Филарета. Именно на этой тетради рукой самого святителя была поставлена дата (вероятно, ее получения):

«+ Июня 25. 1827»⁷³ .

Не имея возможности в данной работе опубликовать или хотя бы даже пересказать содержание подлинной «Записной книжки» святителя Филарета, мы все же хотели бы привлечь внимание читателя к этому уникальному источнику, предлагая вникнуть хотя бы в один небольшой его отрывок – ряд размышлений святителя, связанных между собой общей темой –

«О Покое».

Эта тема выбрана нами не случайно. Традиция писать о покое охватывает почти всю святоотеческую литературу. Это понятие неразрывно связано с размышлениями о безмолвии и монашеской практикой исихазма⁷⁴. В качестве примера можно привести цитату из письма столь любимого владыкой Филаретом свт. Василий Великого: «Надобно стараться иметь ум в безмолвии. Как глаз, который в непрестанном движении, то вертится в стороны, то обращается часто вверх и вниз, не может ясно видеть того, что перед ним, а напротив того, если хочешь сделать, чтобы зрение его было ясно, надобно устремить взор на один видимый предмет: так и ум человеческий, если развлечен тысячами мирских забот, не может ясно усматривать истину (…) Один только способ избежать сего – это удаление от сего мира. А удаление от мира состоит не в том, чтобы телом быть вне мира, но чтобы душою оторваться от пристрастия к телу, не иметь у себя ни города, ни дома, ни собственности, ни товарищества, быть нестяжательным, не беспокоящимся о средствах жизни, беззаботным, избегающим всякого сношения с людьми, не знающим человеческих правил, готовым принимать напечатлеваемое в сердце божественным учением. Приуготовление же сердца состоит в отучении его от тех правил, какие заняты им из лукавого обычая, потому что и на воску нельзя писать, не изгладив положенных на нем начертаний; и душе невозможно вверить божественные догматы, не истребив в ней укорененных навыком мнений»⁷⁵.

В размышлениях святителя Филарета можно найти множество откликов на это и подобные ему суждения.
Нам стоит душой оторвать от пристрастия к миру… – тем более , что

«Чем веселишься в жизни, то заключается с тобою во гробе»⁷⁶.

Напротив,

«Покой есть жизнь всех живущих на земли»⁷⁷.

И еще более определенно:

«Естьли хочешь искать покоя: надобно, чтобы телесные страсти побеждены были прежде, нежели время исчерпает твои телесные силы»⁷⁸.

«Погрузиться в покой не значит остановить все действия вне и внутри; но принять тихое состояние духа и тела, значит расположить себя к впечатлению покоя, которого не льзя ввести в пределы выражений»⁷⁹.

«Желающий начать свое успокоение должен отвлекать свое воображение от предметов привлекающих и привлекаемых»⁸⁰.

«…избегать сношений с людьми…» – и действительно, к чему они, ведь:

«Покой есть внутри мне [меня], в том средоточии тебя или меня, к которому мы должны обращать все чувствование нашей жизни, и куда мы редко обращаемся»⁸¹.

«Погрузись в глубину твоего духа: здесь истинный восток»⁸².

«Отдели себя от всего; успокойся, и слушай, что говорит тебе Начальник и Вождь пути сего. В сем месте начинается истинная и светоносная твоя свобода, купленная тебе ценою крови Спасителя»⁸³.

Покой, уединение нимало не зависят от внешних обстоятельств, ни для святителя Василия – «потому что, нося с собою живущие в нас страсти, везде мы с одинаковыми мятежами»⁸⁴, – ни для святителя Филарета:

«Возможное успокоение чувств физических и нравственных есть ключ, который вложил Творец в руку духа человеческого, от своего храма покоя, находящегося внутри Его (подчеркнуто святителем – Н.Н.)»⁸⁵.

В то же время, успокоение чувств для святителя Филарета имеет еще одну – очень важную для него – связь с даром Бога человеку, сном:

«Сон есть узел, связывающий организацию жизни с совершенным покоем. У растор[г]шего сей узел, – у лишившегося сна, жизнь умаляется, томится, страждет, и существо наконец погружается или в покой сна или в покой смерти»⁸⁶.

В другой записи к покою, умиротворению чувств, у святителя Филарета добавляется новый «духовный орган» - простота:

«Для духовного света нужен духовный орган – покой и простота»⁸⁷.

«Стараться смотреть на все вещи просто и спокойно (подчеркнуто святителем – Н.Н.): в сей простоте состоит вся работа на первой, однакоже важнейшей степени внутренней жизни»⁸⁸.

Только в Едином Господе человек может обрести истинный покой. «Бог поступил с отпадшим человеком так, чтобы он не находил себе покоя в настоящей жизни, в вещах мира сего, и через то вынужден был опять возвращаться ко Всеблагому Богу и всегда находиться при Нем, дабы таким образом и человек находил успокоение, и Бог, Отец его, имея при Себе его, сына, радовался»⁸⁹.

«Предайся Господу Иисусу безусловно и бескорыстно, и питайся⁹⁰ духом Его, почувствует в себе внутренний покой»⁹¹.

Лексика замечаний святителя Филарета глубоко мистична («вечность», «глубины» и «средоточия»), и в то же время – это очень бытовая лексика (гроб как синоним смерти; сравнения с простым воздухом и сном):

«Покой есть орган вечности, как сия есть орган Бога, гласом любви призывающего всех в покой, исполненный истинной радости»⁹².

«Вначале была вечность, которая есть покой в Боге, из вечности – покоя произведено движение – жизнь; движение – жизнь стремится к вечности – покою»⁹³.

«Спокойствие столь нужно для блаженства духа нашего, как воздух для жизни тела»⁹⁴.

(Сравнение с воздухом, кислородом, необходимым в химических процессах жизнедеятельности тела – ведь это очень бытовое сравнение).

Глубоко мистичная связь огня, костра, с покоем перекликается с богодухновенным словом пророка-царя Давида: «Яко искусил ны еси, Боже, разжегл ны еси, якоже разжизается сребро. Ввел ны еси в сеть, положил еси скорби на хребте нашем. Возвел еси человеки на главы нашя: проидохом сквозе огнь и воду, и извел еси ны в покой. Вниду в дом твой со всесожжением, воздам тебе молитвы моя» - Пс.65, 10-13. Огонь искушений, всесожжение – покаяние – оказываются необходимы для вхождения в Божественный Покой.

«Гроб есть костер, на котором горит тело праха и пепла. Феникс парит из среды пламени в страны, в которых обитать пожелает. Сие желание есть таинственное здание, которое созидает человек во всю свою жизнь на земли, краткую или долговечную (подчеркнуто святителем – Н.Н.)»⁹⁵.

Поразительно ярка подчеркнутая святителем мысль: человек сам участвует в созидании той обители, которая будет ему уготована в жизни будущей. Покой здесь не только умиротворение, но и постоянное внутреннее бдение над самим собой: охранение достигнутого мира от набегания страстей.

*****

Обращаясь к некоторым внешним чертам, свойственным наследию митрополита Филарета, лишний раз убеждаешься в совершенной «неисчерпаемости» этого достояния. Святитель Филарет, действительно, был одним из самых пишущих иерархов своего времени, реагирующих именно словом и особенно – как человек письменной культуры – письменным словом на всякую нужду, возникавшую в обществе. Известный как неутомимый труженик, митрополит Филарет понуждал себя писать даже тогда, когда это приводило к моральным и физическим перегрузкам, отражавшимся на его здоровье. Не было случая, чтобы владыка не сел и не ответил письменно на любой, предложенный ему вопрос⁹⁶ .

Святитель Филарет имел, на наш взгляд, два очень важных духовных качества, провоцировавших во многом его постоянную пишущую активность: это крайняя чуткость ко всему происходящему и неленостная обязательность. Последняя обязывала его составлять различные «мнения», «соображения», «советы», «заключения» и «мысли», «записки», «замечания», «заметки», «донесения», «рапорты» и «отчеты», «прошения», «проекты», «представления» и «отзывы» на все, предлагавшиеся ему Священным Синодом и лично синодальными обер-прокурорами, московскими генерал-губернаторами и всеми официальными и неофициальными лицами, включая самого Государя, вопросы. Первая же, т.е. чуткость, нередко заставляла святителя отвечать даже тогда, когда эти вопросы еще не были ему заданы⁹⁷.

В свою очередь, привычка писать много и постоянно не могла не оказать на характер святителя Филарета своего – особого – влияния, как ни странно, прошедшего мимо внимания всех биографов митрополита. Это влияние становится особенно очевидным при разборе архивных фондов, сохранивших автографы святителя разного времени. Так, с одной стороны, под влиянием привычки много писать не мог не измениться почерк владыки. У иеромонаха, ректора, епископа и даже архиепископа Филарета почерк мелкий, почти прямой, аккуратный. Однако уже у митрополита Филарета, и особенно в последние несколько десятилетий его жизни, почерк заметно меняется: рука непроизвольно старается принять более удобное положение – почерк получает наклон и становится небрежным. Торопясь закончить мысль, владыка нередко сливает по два или три слова в одно, не дописывает окончания. В то же время, сокращения слов святитель Филарет не любит и использует их лишь изредка и только для вспомогательных, не выражающих мысль, слов: стран[ица], ч[ас], Е[го] И[мператорское] В[еличество] и пр. Вероятно, в связи с ухудшением зрения, в последние годы почерк владыки заметно укрупняется. Любопытна еще одна деталь: педант в мелочах, митрополит Филарет во все время своего московского архиерейства пользовался для записей лишь одним-двумя сортами бумаги, крупного и среднего формата. Однако, в последние годы, видимо, в связи с удобством для руки, в записях личного свойства выбор святителя нередко падает на бумагу уже небольшого формата.

Второе, что бросает в глаза при разборе архивных документов, это то, что привычка писать постоянно и нередко обдумывать сразу по нескольку тем заставляет святителя Филарета создать для себя ряд собственных правил составления документа, не изменившихся после во всю его жизнь. Так, например, еще в семинарские годы монах Филарет вырабатывает в себе привычку к систематическому мышлению, и затем каждый заданный вопрос разбивает на несколько пунктов, отвечая по ним последовательно. С другой стороны, привычка рассматривать сразу по нескольку дел, возвращаясь с одной темы на другую, ставила владыку перед необходимостью постоянно делать исправления и дополнения, для которых требовалось место в черновике. Чтобы не вставлять в рукопись новые листы и не перепутать их, митрополит вменил себе в обыкновение оставлять в деловых бумагах широкие поля слева⁹⁸. Так что записи личного характера – без полей – и деловые документы в его рукописях легко отличимы. Те же поля – как наиболее удобное место для выделения записи из пространства текста – владыка применял и для проставления названия и даты создания рукописи. Многие названия и некоторые ключевые мысли в тексте, кроме того, специально подчеркивались.

Таким образом, внешний анализ архивных документов позволяет сделать ряд новых выводов. Ставшие притчей во языцех огромная трудоспособность, широта, быстрота и меткость мысли московского митрополита, заметно ускорявшие даже синодальное делопроизводство, зиждились не на пустом месте. Владыка любил давать мысли обрести наиболее лаконичную и взвешенную форму, иногда повторяя ее в целом ряде различных документов.

Почти к каждой рукописи, составленной митрополитом, в архивных фондах можно найти еще несколько, отражающих тот или иной этап в подготовке документа. Это исторические справки, отдельные мысли и выписки. Так, например, в «Записной книжке» святителя Филарета – интереснейшем и до сих пор не изданном документе⁹⁹ – первые страниц посвящены кратким выпискам и ссылкам на цитаты из святых отцов по темам, занимавшим митрополита, расположенным в алфавитном порядке. Большая часть тем имела богословский или богослужебный характер и широко использовалась московским владыкой при подготовке речей и ответов на многочисленные письма по частным вопросам православного богослужения. Быстрота и точность ответов митрополита – известного знатока канонов – подчас поражала как чудо. Однако базировалось это чудо лишь на чудесной привычке святителя системно и иерархично располагать свои знания.

Подобно этому, четкая иерархия всех внешних элементов составляет палеографическую особенность любых – начиная с черновиков – рукописей святителя Филарета. Начало рукописи, как правило, обозначается крестом «+». Особенно четко зрительно выделяется заглавие, расположенное на левом поле листа, нередко к тому же еще и подчеркнутое. Пространство текста делится на пункты, помеченные римскими цифрами, или же – если текст носит характер отдельных разноплановых записей – по этим самым записям, зрительно разделенным короткой горизонтальной чертой. Между цитатами и мнениями самого митрополита, как правило, всегда остается пустое пространство.

*****

В заключении хотелось бы еще раз подчеркнуть необычайную широту личности святителя Филарета. Это был энциклопедически образованный человек, знающий несколько древних языков и свободно – вопреки утвердившемуся в историографии мнению¹⁰⁰ – читающий по-французски. А например, митрополит Платон (Левшин) считал, что человек, свободно говорящий на нескольких языках, тем самым «обогащает и свой родной язык сравнениями и выражениями, дотоле в нем не встречавшимися».

Святитель Филарет стремился вникать во все, что предлагала ему жизнь. О том, насколько это была для него действительно принципиальная позиция, свидетельствуют его собственные слова в письме к П.Н. Батюшкову: «что трудящиеся для церкви начинают и совершают свои предприятия, не выслушав мнения духовных людей. Можно соединить простоту с достоинством: некоторые планы представляют простоту без достоинства, некоторые имеют странный вид; иные планы обременены украшениями, увеличивающими изысканность, но не сообщающими зданиям красоты; некоторые учли (3 нрзб.), чего требуется много (2нрзб.), а простоты нет»¹⁰¹. Мнение духовных людей московский иерарх считал обязательным для всех родов деятельности, так или иначе связанных с Церковью.

И владыка действительно глубоко вникал во всякое действие, связанное, в конечном итоге, не только с церковным, но и с мирским благолепием, общим человеческим духовным устроением. Свое мнение он выражал по поводу церковной музыки, считая необходимым всячески сохранять древние церковные роспевы, для лучшего понимания предлагая гармонизовать их на 4 голоса и одобряя деятельность Львова в этом направлении (под контролем временно созданной епархиальной комиссии); по поводу иконописи, по поводу архитектуры (составил символическое основание храма Христа Спасителя), по поводу исторических книг и рукописей, всячески подчеркивая их значение, в первую очередь, для церковной истории (случай с передачей Кормчей книги из Синодальной библиотеки в Оружейную палату) и пр.

В эпоху прогрессирующей разобщенности всего «церковного» «мирcкого» святитель Филарет, может быть, как никто среди своих современников смог почувствовать губительность этого разделения и противостоять ему не только своими трудами, но и примером собственной своей жизни. И кто знает, смог ли бы кто-нибудь устоять духом в годы страшных гонений, если бы не было ранее этого противостояния – требовавшего немалого личного мужества – между концепцией исполненного внутренней гармонии христианина, и концепцией «естественной» личности, для которой христианские законы были, в лучшем случае, внешним сдерживающим фактором.

«Из обилия покоя почерпнута человеку жизнь полною мерою. Требуется, чтобы он в поте лица своего наружного человека снедал свой насущный хлеб покоя. Питаясь хлебом покоя, живет человек небес к вечности; питаясь хлебом земли, живет человек скотоподобный. Избирай любое»¹⁰².

И еще:

«Придет время, когда нравственные дела наши явятся вне и внутрь души нашей; когда физические дела наши явятся вне и внутрь изменением тела нашего»¹⁰³. Аминь.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ РНБ ОР. Ф.811. Оп.1. Д.4. Л.72.

² Имена этих святых неожиданно перекликаются в метафорах. «Печальником земли русской» назван прп. Сергий в житии. Служить «печальником земли русской» считает митрополит Филарет исконным уделом «главы иерархии русской», всероссийского Патриарха: «И всего более это участие (в земском соборе – Н.Н.) принадлежит главе иерархии русской, который искони был печальником земли русской» – Записка о земских соборах. РГИА. Ф.832. Оп.1. Д.64. Л.9 об. А в годы Синодального правления кто взял на свои плечи это бремя «печальника»? Первенствующий ли член Синода? Но сие звание никогда не имело в народном мнении такого авторитета, которым искони владел Патриарх. Печаль о народе, Крестоношение любви за народ, таким образом, как бы раскладывались на плечи всех русских иерархов, кто сколько мог понести. И тяжесть этого бремени увеличивалась пропорционально духовному авторитету каждого архипастыря. Сколько же сил требовалось владыке Филарету, чтобы нести сообразное его действительному авторитету «народного Патриарха» тяжелое бремя «печальника»?! Чувствуя на себе огромную ответственность, владыка мог бы сказать то же, что позднее выразил Патриарх Тихон: «благодарю, приемлю и ни мало вопреки глаголю» - Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви. Т.3. М.,1994. С.110. В своих замечаниях по поводу сна воронежского владыки Антония (Смирницкого) святитель Филарет писал: «Пригвождаемый со Креста не сходит. Не должно бояться пригвождения. Пригвождаются ко Кресту не гвоздями, а Любовию Божией…» - РГИА. Ф.832. Оп.1. Д. (77).

³ Среди биографов святителя Филарета были действительно добросовестные исследователи, стремившиеся собрать все возможные данные, что превращало их труд в небольшую энциклопедию: от Н.В. Сушкова до митрополита Иоанна (Снычева).

⁴ Ср., напр.: Во время освящения престола, которое совершал святитель Филарет вместе со своими викариями, настоятелю храма серьезно досталось за то, что предметы, необходимые при освящении были размещены им самостоятельно, без предварительного совета с владыкой. Во время Крестного хода он сердился и делал замечания викариям: «Вы меня не поддерживаете, а сами на мне висите!», и т.д., каждую службу. «… Это не случайность, а постоянное правило: обращать внимание на всякую малость и ничего – особенно в деле священническом – не считать малостью, потому здесь об этом и упоминаю» - Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.II. С.361.

⁵ Ср.: «Второе свидание мое с митрополитом обнаружило мне всю невозмутимость его безгранично-верующей души, всю силу терпения любомудрого в нем духа, всю глубину и высоту его знания, просвещения и с тем апостольского смирения. Как кротко выслушивал он мои мнимофилософские лжеубеждения! Как мирно возражал он на все нелепости, бережно прикасаясь к молодому самолюбию и осторожно умеряя во мне гордость безумия… Другие на его месте, изо ста девяносто девять, с гневом удалились бы от меня. Но он, не смущаясь холодом маловерия, духом отрицания, наплывом возмутительных частью слов, вынес мой бред и терпеливо подламывал мало-помалу подпорки моего полудеизма, полуматериализма, фатализма и т.д.»

⁶ Открытые еще в античной досократической философии как своего рода интеллектуальная забава (знаменитые апории Зенона Элейского), антиномии обрели глубокий смысл в безыскусной речи свв. Евангелистов. Стоит отметить, что закрепленное в современных словарях определение понятия антиномии далеко не исчерпывает его настоящий (евангельский) смысл. «Антиномия - противоречие между двумя положениями, каждое из которых логически доказуемо», - Словарь современного русского литературного языка Т.1. М.,1991. С.188. Или же: «…каждое из которых признается истинным», - Новейший философский словарь. Минск, 1999. С.30. Однако при внимательном рассмотрении, противоречие в антиномии всегда оказывается мнимым, а нередко даже необходимым для доказательства ограниченности логики каждого из отдельно взятых «несовместимых» понятий. Так, например, в теории относительности введение понятия о «положении наблюдателя» снимает мнимое противоречие между зафиксированными разными наблюдателями данными, и т.д.

⁷ «В дни своего пребывания в Тверской епархии (1819–1820 годы – Н.Н.) святитель Филарет не упускал случая наставлять свою паству. Большею частью он говорил экспромтом и лишь в некоторых случаях произносил заранее сочиненные произведения. Впрочем, после одного случая Филарет вынужден был отказаться от экспромта, и стал произносить поучения по тетради. В праздник Преображения он говорил проповедь без записки и, возможно, от переутомления, потеряв порядок мысли, сбился. С этого времени святитель уже не отваживался беседовать с народом в храме без приготовления наизусть. И когда его однажды спросили, почему он говорит по тетради, ответил: «Смелости недостает»». – Иоанн (Снычев), митр. Жизнь и деятельность Филарета, митрополита Московского. Тула,1994. С.136.

⁸ Эта известная история подробно описана в Воспоминаниях архиепископа Леонида (Краснопевкова). Цит. по: Святитель Филарет (Дроздов). Избранные труды, письма, воспоминания. М.,2003. С.826.

⁹ Архиепископ Леонид (Краснопевков) даже призвал желающих понять личность каждого владыки больше вдумываться во внутреннюю жизнь архипастырей, более ярко выраженную в их собственных сочинениях: «Жалуются, что бедна внешним содержанием жизнь не только иерархов ближайших времен, но и Отцов и Учителей Церкви. Справедливая и вместе напрасная жалоба. Справедливая потому, что в их внешней жизни, действительно, не видим того разнообразия происшествий, того движения, каким так богата жизнь светско-исторических лиц. Но за то какое море внутреннего содержания: стоит только вникнуть (что, конечно, труднее, нежели собирать, обсуживать и располагать факты внешней деятельности) в их сочинения, переписку, и взять хоть какие ни есть черты исторических о них сведений, с тем, чтобы отличить все, характеризующее отца-иерарха как человека» - Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.I. Май. С.28-29.

¹⁰ Особенности его речи живо чувствовались современниками, хотя и не всегда, и с трудом удерживались ими в памяти: «Особенно трудно удержать оригинальность его языка: сжатого, энергического и необыкновенно правильного» - Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.II. Июнь. С.192.

¹¹ Известны случаи, когда к популярным писателям – например, Толстому, Чехову –специально обращались за советом, который, по большому счету, мог дать только духовник.

¹² Так, А.С. Пушкин планировал издавать проповеди святителя Филарета в «Современнике, Литературном журнале, издаваемом А.С. Пушкиным» и именно как литературные сочинения. Интересно замечание А.С. Стурдзы, одного из членов литературного общества «Арзамас», писавшего: «Рядом с лучшими поэтами нашими выше названными (Державиным, Озеровым, Гнедичем, Крыловым – Н.Н.) шли тогда Сперанский, Филарет и Карамзин, по следам которых впоследствии пошел Иннокентий (Борисов): и все они совокупными силами возвысили, образовали и узаконили русскую прозу» - Арзамас. Т.1. С.50.

¹³ Без названия (Аксаков А.С. Отзыв на кончину святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского) // Москва, газета политическая, экономическая и литературная. 1867. №184. 21 ноября. С.1.

¹⁴ Речь протоиерея церкви Черниговских чудотворцев, что за Москвой-рекой, И.Н. Рождественского // Мелетий, иером. О блаженной кончине приснопамятного высокопреосвященного митрополита Московского и Коломенского Филарета. Приложение 2. М.,1867. С.48.

¹⁵ «Русская беседа», в котором в 1857 году он принимал редакторство.

¹⁶ Аксаков И.С. Письма к родным. М.,1994. С.618. Граф А.П. Толстой чуть позднее станет обер-прокурором Священного Синода, о. Матвей (Константиновкий) – печально известный духовник Н.В. Гоголя.

¹⁷ Без названия (Аксаков А.С. Отзыв на кончину святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского) // Москва, газета политическая, экономическая и литературная. 1867. №184. 21 ноября. С.1.

¹⁸ Так, например, всего через несколько десятилетий после кончины святителя И.А. Бунин подметил в народном речевом обиходе подобную реплику: герой рассказа – зажиточный крестьянин, будучи пьян, «зло глядел на лампу и бормотал, разумея брата: Учитель! Проповедник! Филарет милостивый…» - Бунин И.С. Деревня // Антоновские яблоки. Повести, рассказы. Тула,1981. С.87. С первого взгляда кажется, будто в нарицательном смысле в данном случае употреблено имя не самого святителя Филарета, а имя его небесного покровителя – св. Филарета Милостивого. Однако, св. Филарет Милостивый не был в жизни ни учителем, ни проповедником, т.е. не обладал теми чертами, которые более всего и возмутили крестьянина в поведении брата. И в то же время, свт. Филарет Московский был и учителем, и милосердцем. Понятно, что данной реплике ассоциативная связь шла по ряду Учитель-Проповедник-Филарет (Московский), и только затем было добавлено прозвание известного святого.

¹⁹ Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.II. С.189-190.

²⁰ Отличить научную публикацию от популярной, не открывая книгу, очень легко – хотя бы по ее названию. Ср.: Наставления и утешения болящим. Из переписки Филарета, митрополита Московского // Душеполезное Чтение. 1894. Октябрь; Явления благодати Божией чрез святителя Филарета, митрополита Московского // Троицкий Цветок. 1896. №13; Сборник мыслей и изречений Филарета, митрополита Московского. М.,1897; Никон, архиепископ. Златые блестки из писем святителя Филарета, митрополита Московского // Троицкое Слово. 1917. №№367-369, 371-377, 381-386; и пр. Или: Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Спб.,1885-1887; Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по делам православной церкви на Востоке. Спб.,1886; Мнения, отзывы и письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по разным вопросам за 1821-1867 годы. М.,1905; Бродский Л. Из ненапечатанных мнений и отзывов Московского митрополита Филарета. Спб.,1908; и пр. Что есть что, ясно без комментариев.

²¹ Подробный список документов, посвященных одним и тем же вопросам, можно найти на сайте Подворья Троице-Сергиевой Лавры в разделе Музея Московских Святителей.

²² Напр., различные «мнения», составленные по поручению Св. Синода, и письма к обер-прокурору Синода с объяснениями о том же, и пр.

²³ Примерами такого рода работы могут служить: «Мнение митрополита Филарета по вопросу об обучении духовенства медицине» и «Мнение митрополита Филарета по вопросу об обучении духовенства сельскому хозяйству» послужили черновыми записками к «Заключению Священного Синода по вопросу о преподавании: а) медицины и б) сельского хозяйства в духовных училищах», написанному по поручению Синода святителем Филаретом в том же 1838 году (Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т.II. Спб., 1885. Подлинники - РГИА. Ф.832. Д.94). «Мнение по вопросу о налоге для содержания сельского духовенства и о пособии к сему от земли», «Соображения о собственных способах духовного начальства к содержанию сельских священников», «Соображения о способе содержания духовенства посредством даяний от прихожан при исправлении треб» частично вошли в записку «Об улучшении состояния духовенства» и ответы на сделанные к ней высочайшие замечания (1838 год) (Там же. Т.II. Спб.,1885. РГИА. Ф.832. Д.85). «Письмо к обер-прокурору Священного Синода графу Н.А. Протасову с мнением о средствах к нравственному улучшению московских ставропигиальных монастырей» (27 декабря 1850) и «Письмо к обер-прокурору Священного Синода графу Н.А. Протасову с мнением об улучшении московских епархиальных монастырей» (2 апреля 1851) послужили отправным материалом при работе над «Донесением Священному Синоду с представлением правил благоустроения монашеских братств в Москве» (16 января 1852) (Там же. Т.IV. Спб.,1886. РГИА. Ф.796. Канцелярия Св. Синода). И т.д.

²⁴ Так, напр., записка «О соборах земских» (24 февраля 1862) использовалась святителем в качестве справочного материала при работе над «Донесением Священному Синоду об участии духовенства в земских учреждениях» (21 января 1865) (Там же. Т.V Ч.II. Спб.,1887. РГИА. Ф.832. Д.64; Ф.796. Канцелярия Св. Синода): как историческая справка о том, из кого и по каким случаям составлялись Соборы в Древней Руси, насколько часто они собирались, и какие из них были действительно «земскими», т.е. проводились с участием земских – неправящих мирских – сословий. Записками «Об отношении духовенства к земству и в частности о выборах священников в гласные» и «Об отношениях монастырей к земским учреждениям» (РНБ ОР. Ф.811. Оп.1. Д.1), и др. В «Письме к графу В. Панину с мнением по поводу препровожденного к нему проекта Манифеста о предстоящем преобразовании быта помещичьих крестьян» (5 февраля 1861) и записке «О затруднениях, какие могут возникнуть при приведении в исполнение Положения о крестьянах» (6 февраля) митрополит Филарет изложил свой проект изменений и мысли, не вошедшие в официальный текст «Манифеста», составленный им 4 февраля 1861 года (Там же. Т.V. Ч.I. Спб.,1887. Подлинники - РНБ ОР. Ф.811. Оп.1. Д.1). И пр.

²⁵ Мы отличаем эти издания от популярных по более бережному отношению издателей к целостности документа.

²⁶ Из бумаг в Бозе почившего митрополита Московского Филарета // Журнал МНП. №137. Спб.,1868. С.1-38; Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам / Изд. под ред. преосв. Саввы, архиеп. Тверского и Кашинского. Т.I-V + Т.доп. Спб.,1885-1887; Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по делам православной церкви на Востоке. Спб.,1886; Мнения, отзывы и письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по разным вопросам за 1821-1867 годы / Собр. и снабженные прим. Л. Бродским. М.,1905; Бродский Л. Из ненапечатанных мнений и отзывов Московского митрополита Филарета. Спб.,1908; Письма митрополита Московского Филарета, хранящиеся в собрании автографов Императорской Публичной библиотеки. Спб.,1891; Письма духовных и светских лиц к митрополиту Московскому Филарету / Изд. А.Н. Львовым. Спб.,1900; и еще ряд научных изданий писем святителя. Кроме научно подготовленных публикаций документов митрополита Филарета, можно отметить еще ряд научных описаний его бумаг, например: Извеков Н.Д. Описание бумаг из Кабинета митрополита Московского Филарета, хранящихся в Московской епархиальной библиотеке. М.,1910; и др.

²⁷ «Великие труды великого святителя не могли, конечно, остаться в забвении» - говорилось в преамбуле «Собрания мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам» - Т.I. Спб.,1885. С.IV.

²⁸ Архивный документ традиционно доступен довольно узкому кругу специалистов: не всякому читателю доверит архив свои бумажные сокровища, а главное – не всякий сможет их прочесть, для этого требуются определенные палеографические навыки. Иное дело – документ опубликованный: сам факт издания – уже знак введения его в широкий оборот. О том, насколько об это заботило авторов данной программы говорит, например, то, что при подготовке 6-томного «Собрания мнений и отзывов…» (Спб., 1885-1887) решено было привлечь широчайшую архивную базу: помимо Синодального архива «бумаги митрополита Филарета были извлечены из следующих архивов: а) духовного ведомства в Санкт-Петербурге: 1) семинарии; 2) академии; 3) консистории; 4) комиссии духовных училищ; 5) библейского общества; 6) канцелярии обер-прокурора Священного Синода; 7) высочайше утвержденного присутствия по делам православного духовенства; 8) канцелярии митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского; в Москве: 9) Вифанской духовной семинарии; 10) Московской духовной академии; 11) епархиальной библиотеки; 12) конторы Святейшего Синода; б) других учреждений: 13) императорского человеколюбивого общества; министерств: 14) иностранных дел; 15) внутренних дел; 16) народного просвещения. Кроме того, сняты копии с бумаг митрополита Филарета из двух сборников, хранящихся в Санкт-Петербургской духовной академии и в московских городском и румянцевском музеях», а также «копии с бумаг, доставленных: архиепископом Тверским и Кашинским Саввою, обер-прокурором священного Синода К.П. Победоносцевым, тайными советниками: П.Г. Терсинским и И.А. Чистовичем». - Собрание мнений и отзывов... Т.I. Спб., 1885. С.V-VI.

²⁹ Стоит отметить бережное отношение к историческому источнику, стремление учесть все, внутренние и внешние, нюансы документа – наследство позитивизма – под знаменем именно этой школы превратившееся в норму русской исторической науки. В рамках государственно-правовой школы были разработаны такие нормы истинно научной публикации как: издание документов (предпочтительно) в хронологическом порядке, обязательные ссылки на предыдущие издания рукописи, обстоятельства и цели ее создания; обязательные примечания о характере подлинника (автограф, писарь или смешанный текст) и его внешних особенностях, о месте архивного хранения документа и сопровождающих его (инициативных и пр.) бумагах, и т.п.

³⁰ Так, напр., А.А. Корнилов «делил историю XIX века на два основных этапа: первый – до 1861 года, «характеризовавшийся подготовлением падения крепостного права», на втором же – после 1861 года – «развивались последствия падения крепостного права и, вместе с тем, подготовлялась именно этим дальнейшим развитием прогресса замена самодержавного строя конституционным»» - Левандовский А.А. Последний общий курс русской истории и его автор // Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М.,1993. С.10.

³¹ Ф.832. Оп.1. Д.64. Запись оставлена в пояснение того, где можно найти бумаги этого дела. Всего, в составе дела, было передано 27 документов, в том числе автографические записки свт. Филарета «Об обязанностях приходского духовенства при предстоявшей перемене отношений крестьян к помещикам», проекты ответа гр. В. Панину и Манифеста 19 февраля 1861 года, записка «О затруднениях, какие могут возникнуть при приведении в исполнение Положения о крестьянах»; ответы на письма П. Валуева и гр. А. Толстого о проекте введения епископов в Государственный Совет; записки «Об отношении духовенства к земству и в частности о выборах священников в гласные» и «Об отношениях монастырей к земским учреждениям», «Некоторые соображения относительно применения к Духовному ведомству Судебных уставов», «О принятии мер против жестокого обращения мужей с женами», «О телесных наказаниях с христианской точки зрения» и др.

³² См.: Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т.V. Ч.I. Спб.,1887.

³³ Создателями научной концепции государственно-правовой школы считаются Б.Н. Чичерин и К.Д. Кавелин. Однако, у истоков направления стоят и такие – не писавшие собственно теоретических трактатов – историки права, как А.Д. Грановский, И.И. Дитятин, В.И. Сергеевич и др.

³⁴ Левандовский А.А. Последний общий курс русской истории и его автор // Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М.,1993. С.15.

³⁵ Напр., «Выписки из сочинений Жуковского» (перевод сочинения Лукиньи о Богообщении) – РГИА. Ф.832. Оп.1. Д.14. №14. Л.135-140 об. «Ex Ludovici Blosii Instutione Spirituali» (выписки о душе: ее частях и пр. на латыни) – Там же. Д.14. №15. Л.141-146 об. Отчасти туда же можно отнести, имеющие отношение и к нашему «первому пласту» «Выписки и замечания о травах» (по-русски и на латыни из «Герменевтического травника» и «Signaturum Verum»)- Там же. Д.14. №16. Л.148-150; и другие «выписки о травах» - Там же. Д.14. К №16а. Л.151-152.

³⁶ Данные рукописи не имеют никакого отношения к произведениям, присланным владыке на отзыв (названия этих произведений также известны). Практически ни одной из присланных на отзыв бумаг не сохранилось в архиве митрополита. Просмотрев такой документ, святитель Филарет имел обыкновение сразу же отсылать его обратно, что лишний раз свидетельствовало о тщательном отборе только тех документов, которые были необходимы владыке: для работы, в том числе, и для внутренней духовной работы.

³⁷ Напр., «О последних днях жизни графа Блудова», присланное святителю Филарету по его настоятельной просьбе - РГИА. Ф.832. Оп.1. Д.14. №9. Л.43-53а об. «Род святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского» – Там же. Д.14. №6-7. Л.36-41 об. «Автобиография и дневник Тихона Смирнова, бывшего краснослободского духовного правления повытчика, а ныне Краснослободского Спасопреображенского монастыря послушника, начатые им на день Богоявления, Генваря 6 числа сего 1819 года» - Там же. Д.14. №11. Л.56-92а. «Краткое правило пастырского христианского жития, с помещением в нем в вводных поучительных сентенциях и нужного к тому распоряжения», составленное тем же Тихоном Смирновым – Там же. Д.14. №12. Л.93-112. «Замечания или краткое описание коллежского регистратора Тихона Смирнова, сделанное им на случай пребывания его в тайном покаянии, с присовокуплением к тому некоторых вводных примечаний и присовокупляемых Божественных откровений, встретившихся с ним во днях его покаяния» – Там же. Д.14. №13. Л.113-134 об.

³⁸ Большинство редакторов научных изданий – такие как академик М.И. Сухомлинов, архивариус Л. Бродский, начальник Синодального архива и библиотеки А.Н. Львов и др. – не только публиковали, но и сами формировали состав нынешних архивных фондов святителя.

³⁹ Наименее изученным является нынешнее собрание ОР РГБ, включающее около 1660 документов. Более «исторически ценный» именной фонд свт. Филарета в РГИА (Ф.832) насчитывает 136 ед.хр. А именной фонд ОР РНБ (Ф.811) – документы, показавшиеся тогда наиболее яркими и исторически важными, – составил 16 ед.хр.

⁴⁰ Составленной по распоряжению обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева в целях подготовки их полного научного издания, порученного начальнику архива и библиотеки Синода Н.И. Григоровичу при пособии чиновника Е.А. Разухина. – Собрание мнений и отзывов... Т.I. Спб.,1885. С.V.

⁴¹ «Бумаги 1861 года, касающиеся освобождения крестьян от крепостной зависимости». См. выше.

⁴² Так же как часть «исторически ценных» автографов митрополита, широко известных в рукописных копиях еще при его жизни и издаваемых по смерти в первую очередь, попала в состав архивных фондов иных, духовных и светских, лиц, занимавших важное положение в обществе. Так, напр., «Воспоминания, относящиеся к восшествию на престол Государя Императора Николая Павловича» были изданы по одному из таких списков, оставшемуся в бумагах митрополита (См.: Журнал Министерства народного просвещения. Т.137. №1. Спб.,1868. С.28-37). Тогда как автограф самого митрополита Филарета ныне находится в фонде вел. кн. Константина Николаевича (ГАРФ. Ф.722). То же самое касается и основной массы автографов самых знаменитых произведений митрополита: рукописей его проповедей, речей и пр., попавших в состав архивных фондов активных почитателей его образа мыслей и словесного дара, многие из которых были членами царской фамилии (ныне эти фонды хранятся, в основном, в ГАРФ).

⁴³ Приведем некоторые из этих записей: «Владыка держал в руках перчатки (белые шелковые): значит, собирался гулять на террасу…» - Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.II. Июнь. С.186. «На мостике через залив пруда попался мне монах с лейкой воды для владыки. Для него и для наместника воду берут из пещер, где она особенно хороша» - Там же. Ч.II. Июнь. С.189. И пр.

⁴⁴ Любопытно, что эта запись ни в коей мере не является цитатой. В указанном письме к своему другу Олимпию св. Василий Великий, вообще, не рассуждает о лечении. Благодаря «из уединения» за присланные Олимпием подарки, свт. Василий шутливо жалуется на него от лица нищеты, изгнанной богатыми дарами, добавляя как post scriptum: «Я с радостию слышу, что ты начал уже свое лечение, и желаю, чтобы оно помогло тебе. Твоей священной душе прилично беспечальное служение тела» - Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Т.III. С.11.

⁴⁵ Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.II. Май. С.37.

⁴⁶ Там же. Ч.II. Июль. С.356.

⁴⁷ Цит. по: Иоанн (Снычев), митрополит. Жизнь и деятельность Филарета, митрополита Московского. Тула,1994. С.375.

⁴⁸ «К №16/б. Выписки из сочинений о травах» - РГИА. Ф.832. Оп.1. Д.14. Л.153об./153.

⁴⁹ Полная научная публикация этого документа планируется в специальном выпуске Альманаха Музея Московских Святителей, посвященном неизвестному образу святителя Филарета, раскрывающемуся в его записях о духовной жизни и ее совершенствовании, а также, о повседневной жизни святителя, внутренней и внешней.

⁵⁰ РГИА. Ф.832. Оп.1. Д.14. Л.153 об.

⁵¹ Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.II. Июнь. С.185.

⁵² РГИА. Ф.832. Оп.1. Д.14. Л.153 об.

⁵³ Там же. С.153.

⁵⁴ Там же. С.153.

⁵⁵ Там же. С.153.

⁵⁶ Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.III. Октябрь. С.198.

⁵⁷ РГИА. Ф.832. Оп.1. Д.14. Л.153.

⁵⁸ Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского // Душеполезное чтение. 1905. Ч.II. Июнь. С.186. Сопоставляя эти две записи, можно с большой уверенностью датировать запись святителя 1851 годом.

⁵⁹ РГИА. Ф.832. Оп.1. Д.14. Л.153. Эту запись можно сопоставить с встречающимися в записках современников неоднократными записями о том, что, находясь в гостях, или даже организуя публичную трапезу у себя, владыка – дабы не обидеть хозяев или своих гостей – нередко нарушал православный канон о посте, усугубляя духовный, а в уединении, дома – и физический пост.

⁶⁰ См.: Московские церковные ведомости. 1908. С.68-69, 88-90, 145-147, 169-172, 226-227, 292-293, 415-416, 445-446, 463-465, 495, 533-534, 556-558, 575-577.

⁶¹ См.: Русский архив. М.,1914. С.299-329.

⁶² См.: о. Павел (Ходзинский). О келейном дневнике святителя Филарета // Филаретовский альманах. Вып.I. М.,2004. С.6-20.

⁶³ См. о. Павел (Ходзинский). Келейный дневник святителя Филарета (Дроздова). Хронологическая реконструкция // Филаретовский альманах. Вып.I. М.,2004. С.21-70.

⁶⁴ РГИА. Ф.1101. Оп.1. Д.581.

⁶⁵ Согласно нумерации автора – 105 страниц (первый и последний листы рукописи, послужившие автору обложкой, не были им пронумерованы).

⁶⁶ Если принять версию, что данный источник является копией с какого-то утраченного оригинала, возможно, почерк принадлежит кому-либо из издателей, ответственных за публикацию рукописи. По крайней мере, некоторые палеографические особенности данного почерка позволяют предположительно отнести документ к концу XIX – началу XX века. Совершенно точно можно сказать, что это почерк не святителя Филарета, не его секретаря и не писарский.

⁶⁷ На обороте первого листа (обложки) имеются две отдельные записи, неизвестно к чему относящиеся: «В Спаск[ой] пуст[ыни] от 9 до 10 часов вечера молитва, к которой и меня приглашают.
------------------
Псалом 26 к возбуждению упования и преданности в волю Господа» - Ф.1101. Оп.1. Д.581. Л.1 об.

⁶⁸ Иногда более ранний год следует за позднейшим, как, например, в одной из записей «Сентября»:
«1834. Государь возвратился в Москву из Орла и Калуги.
28/10 Окт[ября]. Сред[а]. Преп. Xаритона.
1830. 29. Пред полуднем прибыл Государь Император в Москву в Чудов, а в 3 часа по полудни в Успенский Собор. Вечером был я у него. Он считает завтра четырнадцатый день xолеры въ Москве.
Решил
29/11 Окт[ября]. Чет[верг]. Преп. Кириака.
Преосвященному Рязанскому возвращаться в Рязань до прекращения опасения от болезни, которой впрочем там нет» - Ф.1101. Оп.1. Д.581. Л.39 об. (С.78).

⁶⁹ Генварь - 5 страниц; Февраль - 4 страницы; Март - 13 страниц; Апрель - 14 страниц; Май - 15 страниц; Июнь - 4 страницы; Июль - 5 страниц; Август - 6 страниц; Сентябрь - 13 страниц (первая - пустая, только название месяца). Октябрь – 13 страниц; Ноябрь - 6 страниц; Декабрь - 7 страниц.

⁷⁰ Иногда он ошибался в своих расчетах, и места, оставленного под записи, не хватало, так что заметки, относящиеся к «октябрю», залезали в «сентябрь» или «ноябрь» и т.д. В других случаях, места, отведенного под тот или иной месяц, оставалось слишком много, так что некоторые листы исписывались лишь на половину или на треть.

⁷¹ Напр., связь между сном и предчувствием болезни или даже смерти явившихся во сне лиц. См.:

⁷² Например, Автобиографические Записки архиепископа Саввы. Спб., 1899; Домашняя записка о. Вениамина; и пр.

⁷³ РНБ ОР. Ф.811. Оп.1. Д.4. Л.1.

⁷⁴ В переводе с греческого «                  » и означает как раз «покой», «успокоение».

⁷⁵ Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Т.III. С.5.

⁷⁶ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.70.

⁷⁷ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.70 об.

⁷⁸ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.72.

⁷⁹ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.72 об.

⁸⁰ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.73.

⁸¹ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.71.

⁸² РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.71 об.

⁸³ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.71 об.

⁸⁴ Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Т.III. С.5.

⁸⁵ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.70 об.

⁸⁶ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.71.

⁸⁷ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.73.

⁸⁸ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.73.

⁸⁹ Прп. Симеон, Новый Богослов.

⁹⁰ Замечательное смешение противоположностей наблюдается в этих записках даже во внешнем морфологическом плане как смешение церковнославянского и русского словообразования: здесь церковнославянские обороты «предайся» и «питайся», не сразу понятные в русском тексте, означают того, кто предается и питается, а вовсе не повелительное наклонение.

⁹¹ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.70 об.

⁹² РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.70 об.

⁹³ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.70 об.

⁹⁴ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.70.

⁹⁵ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.70.

⁹⁶ Так, например, в своей замечательной работе о владыке Филарете митрополит Иоанн (Снычев) приводит следующий случай: «Святитель участвовал в Александро-Невской Лавре на вечернем чтении, продолжавшемся четыре часа, и после этого в поздний уже час и уставший он возвратился на Васильевский остров к себе на квартиру. На столе лежало письмо от Е.В. Новосильцевой. Святителю надо было бы отдохнуть, но вопрос, поставленный в письме, требовал быстрого ответа, и Филарет, пренебрегая усталостью, сел за письменный стол и более часа писал ответ». – Иоанн (Снычев), митрополит. Жизнь и деятельность митрополита Филарета. Тула, 1994. С.369.

⁹⁷ Известно, например, что святитель Филарет неоднократно поднимал вопрос о переводе Священного Писания на русский язык, и несмотря на противодействие Синода и запрещение Государя, в конце концов, все же добился своего. Относившийся с необыкновенным вниманием ко всем пограничным состояниям человека (сон, гипноз и пр.), он спешил лично записать все поразившие его во сне впечатления, и даже отправлял специальные письма тем, к кому эти впечатления относились…………….

⁹⁸ Широкие поля иногда оставлялись и писарем, если владыка еще собирался делать к данному документу пометы. Любопытная деталь: в бумагах, составленных писарями самого митрополита, поля оставлялись всегда слева. Однако, в документах, присланных святителю для исправления и дополнения другими лицами, эти поля оставлены, как правило, справа. Не знаю, насколько корректен следующий вывод, но предположение о том, что владыка Филарет, мог быть левшой, можно сделать.

⁹⁹ Музеем Московских Святителей при Подворье Троице-Сергиевой Лавры в Москве на будущий год запланировано научное издание этого замечательного документа.

¹⁰⁰ Заблуждение это во многом вызвано подчеркнуто скромным отношением самого митрополита к своим познаниям, высказанным им в некоторых письмах. Этот тезис опровергается записями, сделанными святителем в «Записной книжке» и личных бумагах, хранящихся в РГИА, на этом языке, а также – косвенно – еще и тем, что интересовавшийся различными зарубежными изданиями владыка просил перевести для себя статьи на немецком языке, однако, по-французски всегда читал сам.

¹⁰¹ РНБ ОР. Ф. Батюшковых…

¹⁰² РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.72 об.

¹⁰³ РНБ ОР. Ф.811. Д.4. Л.71 об.