Закон не
отменяет обетования Аврамова (см.: Гал.
3, 15–18)
5 января
И так могли думать:
пусть в Аврааме было дано обетование
вере, но после пришел закон и, может
быть, отменил обетование. Святой Павел
рассеивает это недоумение, сравнивая
обетования с обычным у людей завещанием.
Как завещания, законно составленного
и законно утвержденного, никто не может
ни отменить, ни изменить прибавкою или
убавкою, так и обетования... Богом
утвержденного прежде закона, не мог
отменить закон, пришедший спустя столь
долгое время после... Сила убеждения
заключается в слове: никто, разумеется
— сторонний, причем закон представляется
лицом… Но нельзя не видеть, что при сем
уместно новое недоумение, именно: никто
сторонний не может изменять или отменять
завещания; но тот же завещатель, пока
жив, может и изменить, и отменить свое
завещание. Закон, данный через Моисея,
есть тоже завещание (Завет). Дан он Тем
же Завещателем Богом, Который всегда
жив есть и властен делать всякие изменения
в Своих обетованиях благ людям… Закон
Моисеев есть, точно, другой Божий Завет
относительно Завета с Авраамом, но в
нем нет пункта, которым бы отметался
сей последний…
По содержанию же своему
Завет с Авраамом и Завет через святого
Моисея различны. Обетование Аврааму
обнимает все человечество, закон же
обдержит исключительно один народ
иудейский: цель первого — всех объединить
разлитием на всех благословения
Авраамова, цель последнего — обособить
от всех народов народ иудейский, чтобы
в нем сохранить обетованное всем
благословение о семени Авраама, до
времени — сокровенно. Условие первого
— верная вера; условие второго — дела,
между прочим и как средства обособления.
Таким образом, закон ни гласно (то есть
особым пунктом), ни не гласно (то есть
содержанием) не отменяет обетования
Авраамова, оставляя его во всей его
силе.
6 января
Для чего же
дан закон? (см.: Гал. 3, 19–29)
Определенное для явления
Спасителя миру время, по планам Божиим,
было еще далеко. Между тем... предстоял
всеобщий разлив многообразной страстности.
А при этом неизбежна потеря всякой даже
мысли об имеющем исцелить всех от
уязвления змия Семени Жены.
Чтобы этого не случилось,
благое промышление Божие, оставляя все
народы идти своим естественным путем,
избирает одно племя, организует его
так, чтоб оно и от беззаконных порывов
было обуздываемо и хранило веру, что
придет, наконец, Семя, ему же обетовася.
Для этого дан закон и посылаемы были
пророки.
Закон обуздывал, налагая
цепи: не коснися, ниже вкуси, ниже
осяжи... Но внутренних позывов грешных
не отнимал, сердца не обрезывал, не
оживлял духовно. Этим стеснением внешним
без внутреннего изменения он располагал
подзаконников жаждать избавления, иначе
— желать внутреннего изменения, которое
сделало бы излишними и внешние цепи. В
этом существо избавления, и оно могло
быть подано только по вере в Иисуса
Христа (Гал. 3, 22). Таким образом закон,
как бы за руку взявши подзаконников,
приводил их ко Христу: был пестуном во
Христа.
В этом, впрочем, отношении
не совсем были забыты и язычники. В духе
их оставлены неистребимыми — страх
Божий и требования совести... Таким
образом, эти две духовные силы были для
язычников то же, что для иудеев закон
со своими грозными карами...
Закон сам, в духе своем,
указывал на Христа Спасителя, потом
Богом посылаемые пророки все подробно
возвестили о Нем. Даровано сие затем,
чтобы, когда придет Христос Господь,
был Он узнан иудеями и ими указан всем
народам. В этот момент и иудеи, определенно
искавшие, и язычники, неопределенно
искавшие, равно сретали Искомого и
становились все едино. Так это и
совершилось. Теперь нет уже Иудея, ни
язычника; ибо все одно во Христе Иисусе
(ср.: Гал. 3, 28).
Святитель
Феофан Затворник |
