Не раз доводилось мне слышать в его компании отзывы о монахах как о тунеядцах, и однажды в Москве довелось услыхать от него за ужином такие речи:

— А ведь ты небось думаешь, что твое благословение доставило мне все, чем я теперь пользуюсь?..

Брат вдруг вскочил со стула, снял порывисто со своей шеи образок Божией Матери и бросил его под стол… Я был поражен и уничтожен этой безумной выходкой. Наутро он упал мне в ноги и стал просить прощения. Брат каялся, но семя духовного разложения в нем таилось и зрело, пока не дало такого ростка, который его и погубил впоследствии.

Тут мне придется забежать лет на пятнадцать вперед. По дороге в Москву брат заехал ко мне в монастырь и за ужином стал придираться ко мне и в пылу неприятного разговора, повысив голос, вдруг спросил:

— А ведь ты, вероятно, думаешь, что все, что я имею, дал мне твой Христос?

— А кто же? — в свою очередь спросил я. Брат указал на свой лоб и объявил:

— Вот кто, а не твой Христос!

Тут я не вытерпел и вспылил. В страшном гневе я переспросил брата:

— И ты, мерзавец, дерзко отвергаешь милость к тебе Божию и относишь все, данное тебе, к своему уму, отвергая даже имя Господне?

— Да, конечно,— повторил он,— конечно, не твой Христос!

Вне себя я крикнул что было силы:

— Будь ты, анафема, проклят! И попомни, что я тебе скажу: ступай теперь и смотри, что дадут тебе отныне твой ум и твое безумие!

С этого дня я брата своего больше не видал. В самом скором времени старший его сын застрелился, второй попал за политическое дело в тюрьму, жену брата — при операции горла — зарезал доктор, а дела его пали до того, что он с горя, сидя в конторе своего магазина, выстрелил в рот из револьвера. Вот в какую цену обошлось брату его кощунство.

Нилус С. Сила Божия и немощь человеческая. Сергиев Посад, 1908.