О молитве Господней: Отче наш…

Если Бог — Отец, и Отец, ко­нечно, не мой, а общий, то ясно, что все мы — братья по Отцу. Мы должны помнить, что Бог не ме­ня лишь одного любит, не мне од­ному лишь Отец, а всем нам… Ка­кая это новая и чрезвычайная идея была для еврейского наро­да! Ведь евреи были воспитаны в совершенно другом воззрении: они лишь единственный народ, любимый Богом и избранный Им. Они весь мир разделили на два лишь лагеря: мы — и прочие, иудеи — и язычники. И вдруг го­ворит: молитесь не: «Отец мой», а «Отец наш». Правда, здесь еще нельзя непременно и сразу усмотреть единство иудейского и неиудейского миров, но уже несо­мненно очевидно, что этим сло­вом «наш» разрывается та самостная, эгоистическая преграда, кото­рая до Христа отделяла «меня» от «не меня», от «них». Отныне дает­ся этим словом сознание, что чело­вечество, люди — едины: сначала среди одного общества, племени, народа, а потом и среди всего че­ловеческого мира. <...>

Достойно примечания это со­знание единства в русском простом народе. Если мы, интеллиген­ты, всегда говорим о себе в терми­нах «я», «меня», «мой» и если так же именно говорит крестьянский люд о высших классах («ты, ба­рин»), то о себе крестьянин очень часто говорит «мы» как о каком-то едином, единомысленном коллек­тиве. Не результат ли это хрис­тианского воспитания Церкви?

Но лучше обратимся каждый к себе. Что я должен чувствовать, когда теперь произношу слово «наш»?

Я обязан помнить, что нельзя мне молиться только о себе одном. Я знаю теперь, что должен молить­ся обо всех. Сначала хотя бы о са­мых близких мне: родных, знако­мых. Но и это еще не высоко: это все же опять «мои». Поэтому я обя­зан молиться и о «чужих», о тех, кого мы привыкли называть этим холодным именем и считать их та­кими и действительно не носить их в сердце своем. Отныне и «чу­жие» мне не чужие, а свои.

Митр. Вениамин (Федченков)