Камни на пути во Святое Святых

«Имение» — слово емкое, само по себе большое. Имение — это все, что человек имеет, что считает своей принадлежностью: от малейших проявлений его души и тела до всего существующего в Божием мироздании, что только решает он признать своим. Этими присвоенными плодами дел Божиих человек живет… Все человеческое общество — это великая галерея типажей, каждый из которых — лицо своего имения. На Страшном суде человек будет проходить по делам своего имения. И по тому, каков он был в своем имении, решится судьба его вечного бытия.

«Я — мое имение» — единый организм нашего грехобытия. Вот почему всякое посягательство извне на наше имение, от кого бы оно ни исходило, пусть даже от Самого Христа, вызывает в нас взрыв самообороны. И человек-имение становится на защиту своей жизни не только когда ему предлагают продать и раздать свое большое имение, но и когда с ним начинают судиться, чтобы взять у него рубашку, и когда принуждают его идти с кем-то одно поприще, и когда просят у него дать, и хотят занять (Мф. 5, 40–42), и когда кругом враги так и смотрят, как бы оторвать у него кусок его драгоценного «я».

Человек-имение — это сам в себе замкнутый мир. Мир, пребывающий во имя свое (Ин. 5, 43). С позиции правды Божией невозможно представить, как в Божием мироздании, Отцом содержимом, Сыном и Духом Отцовым исполняемом, может организоваться и пребывать самостоятельный, самобытийный мир. В Божественном мире такого нет и быть не может. Зато нам, представителям этого, падшего мира, иногда выглядывающим за границы своих имений, невозможно представить, что в Божием мироздании нет ни заборов, ни границ. У нас все разграничено так, что человеку из имения российского не только неведомо, но и совершенно безразлично, что происходит с человеком из имения индийского или австралийского. Хотя, зачем так далеко заглядывать — ему неизвестно, что творится в имении его соседа; неизвестны дела в имении его супруги и его собственных детей...

...И если спросить кого из христиан, несет ли он свой крест, то каждый ответит: «Конечно, несу!» И сообщит о претерпевании им такой совокупности лишений, бедствий, скорбей и страданий, какие вам и не снились. Но если этот же вопрос задать по-другому: «Ты Божии дела исполняешь?» — вряд ли он скажет что-либо вразумительное. Мы — исполнители своих дел и носители своих имений. Все содеянное Богом, весь заготовленный Им и предоставленный нам материал для строительства общего дома — Тела Христова, мы растащили для сооружения своих тел-имений.

Несомненно, все исходящее от Бога есть благо, и все деяния Его исполнены премудрости. Но каким бы ни был сладостным процесс вкушения дел Божиих, есть одна опасность оставившему пищу исполнительскую ради пищи потребительской. Опасность, о которой, как ни парадоксально, предупреждал человека его убийца: будете, как боги, знающие добро и зло (Быт. 3, 5). Как боги — это далеко не боги.

Главное, что теперь человек сам себе отец и для него не существует одного для всех отца — Отца Небесного (Мф. 23, 9). Человек теперь сам «вседержитель» и «творец» своего имения. Правда, как отец-одиночка, без сына, и без духа, без тех, кем и совершается творчество, сотворить он ничего не способен. Однако отцовское самосознание, требующее своего выражения, находит «выход» из безвыходного положения. «Выход» удобный и простой, открывшийся все тем же познанием зла. Оказывается, можно жить ложью: не будучи Богом, быть, как боги; не будучи Творцом, быть, как творец; пребывая среди плодов Божиих дел, можно пользоваться ими, как своими собственными, что и называется теперь у нас «творчеством». Но беда даже не в том, что собственность Божию человек стал считать своей. Беда в том, что дела Божии, приятные для глаз и вожделенные по сути (Быт. 3, 6), в сознании новоявленного «творца» преобразились в сплошной «терновник и волчцы» (Быт. 3, 18). Для человека дела Божии теперь исполнены какими-то непонятными идеями и невыносимым светом.

Иеродиакон Серафим (Чуркин)