***
Мужественное
ходатайство преподобного Григория за
угнетенный народ перед жестоким князем
В 1434 году сын
Юрия, князь Димитрий Шемяка, опустошил
страну Вологодскую. Несчастные жители
бежали из своих жилищ и скитались в
лесах, не зная, где преклонить голову,
многие умирали с голоду.
Толпы разоренных
стекались в обитель преподобного
Григория Пельшемского, и он помогал им,
сколько мог. Одушевляясь любовью к
Отечеству, он решился сказать правду
Шемяке. “Князь Димитрий, — говорил
пустынник, — ты творишь дела нехристианские.
Иди лучше в страны языческие, к людям,
не знающим Бога. Вдовы и сироты христианские
вопиют против тебя перед Богом. Сколько
людей гибнет от тебя голодом и стужей,
и если вскоре не прекратишь междоусобия,
кровопролития и насильства, то лишишься
и славы, и княжения!”
Шемяка, рассерженный
правдой, приказал сбросить святого
Григория с высокого моста на лед реки.
Разбитый преподобный несколько часов
лежал без чувств. Наконец, он пришел в
себя и, с трудом поднявшись, сказал
окружавшим его: “У немилостивого князя
и слуги немилостивы, но скоро они
погибнут, несчастные.” Как ни был черств
Шемяка, но опомнился, уступил обличениям
Григория и оставил Вологду. Это
мужественное ходатайство святого за
несчастных усилило в народе уважение
к преподобному и его обители. (Троицкий
патерик. С. 39).
***
Мужество
святителя Василия Великого в борьбе с
гонителями Церкви — арианами
В сане епископа
святитель Василий показал себя твердым
и непоколебимым защитником Православия
против ариан.
Император Валент, желая
ввести арианство в Кесарии, послал для
этой цели к святителю Василию своего
префекта Модеста. После напрасных
убеждений склонить святителя к единомыслию
с арианами, видя его непреклонность,
Модест угрожал ему лишением имущества,
изгнанием, мучениями, смертью.
“Все
это, — отвечал святитель Василий, — для
меня ничего не значит. Тот не теряет
имения, кто ничего не имеет, кроме этих
ветхих и изношенных одежд и немногих
книг, — в них все мое богатство. Ссылки
для меня не существует, потому что я не
связан с местом, и то место, где теперь
живу, не мое, и всякое, куда меня ни
отправят, будет не мое. А мучения что
могут мне сделать? Я так слаб, что разве
только первый удар будет чувствителен.
Смерть же для меня — благодеяние, она
скорее приведет меня к Богу, для Которого
живу и тружусь и к Которому давно я
стремлюсь.”
Изумленный этими словами
Модест сказал, что так свободно до сих
пор никто с ним не разговаривал.
“Может
быть, — ответил святитель, — ты не
встречался с епископом, иначе, без
сомнения, говоря о подобном предмете,
услыхал бы такие же слова. Во всем ином
мы кротки, смиреннее всякого. Но когда
дело (идет) о Боге и против Него дерзают
восставать, тогда мы, все прочее вменяя
за ничто, взираем только на Него одного,
тогда огонь, меч, звери и железо, терзание
тела скорее будут для нас удовольствием,
чем устрашат.” (Архиеп. Филарет
(Гумилевский). Жития святых. 1 января).
|