О богаче
и Лазаре
Притом скорбь его
умножало еще и то, что он видел другого
благоденствующим; не потому, что бы он
был завистлив и зол, но потому, что все
мы обыкновенно яснее сознаем свои
несчастия при благоденствии других. А
при богатом было нечто другое, что еще
более могло мучить Лазаря. Он сильнее
чувствовал свои бедствия не только от
сравнения собственного злополучия с
благоденствием богатого, но и от мысли
о том, что этот при жестокости и
бесчеловечности своей во всем счастлив,
а он, при своей добродетели и кротости,
терпит крайние бедствия... Если бы богач
был человек праведный, кроткий, дивный
и исполненный всякой добродетели, то
не опечалил бы Лазаря, а теперь, когда
он живет порочно, и дошел до крайней
степени нечестия, и такое показывает
бесчеловечие, и питает самое враждебное
расположение, и проходит мимо него, как
мимо камня, бесстыдно и безжалостно и
— после всего этого — наслаждается
таким благополучием,— представь...
каково было Лазарю видеть, как тунеядцы,
льстецы, слуги поднимались вверх, сходили
вниз, выходили, входили, бегали, шумели,
упивались, скакали и делали всякие
другие бесчинства. Как будто пришедши
для этого именно, чтобы быть свидетелем
чужого благополучия, он лежал в воротах,
имея в себе жизни столько, чтобы только
чувствовать собственные бедствия,
испытывая кораблекрушение в пристани,
близ источника мучась в душе жесточайшею
жаждою.
Сказать ли еще о другом
бедствии сверх того? Он не мог видеть
другого Лазаря. Мы, хотя бы терпели
бесчисленные бедствия, можем, воззревши
на него, получить достаточное утешение
и иметь великую отраду; потому что для
скорбящих бывает великое утешение,
когда они находят соучастников своих
бедствий — на самом ли то деле, или в
рассказах. Но он не мог видеть никого
другого, страдавшего одинаково с ним;
не мог даже и слышать, чтобы кто-либо из
его предков так же страдал; а это — в
состоянии омрачить душу. [1–2–О
Лазаре–1–10]
***
Зная все это, будем
любомудрствовать и не станем говорить,
что если бы такого-то Бог любил, то не
попустил бы ему быть бедным. Это самое
и служит величайшим доказательством
любви Его: Господь, кого любит, того
наказывает; бьет же всякого сына, которого
принимает (Евр. 12, 6). И еще: Сын мой! если
ты приступаешь служить Господу Богу,
то приготовь душу твою к искушению:
управь сердце твое и будь тверд (Сир.
2, 1–2).
Отвергнем же, возлюбленные,
те негодные мысли и те простонародные
слова: сквернословие, говорит апостол,
пустословие и смехотворство, никакое
гнилое слово да не исходит из уст ваших
(Еф. 5, 4; 4, 29). Не будем и сами произносить
их, а если увидим, что другие произносят
их, заградим и им уста, сильно восстанем
против них, удержим их бесстыдный язык.
Если бы ты увидел, что какой-нибудь
предводитель разбойников бегает по
дорогам, нападает на проходящих, похищает
находящееся на полях, зарывает золото
и серебро в пещерах и подземельях и
запирает там много стад, одежд и рабов,
приобретая их своими набегами, то, скажи
мне, стал ли бы ты называть его блаженным
за это богатство и не назвал ли бы
несчастным по имеющему постигнуть его
наказанию?.. Так рассуждай и о богачах
корыстолюбивых. Они — какие-то разбойники,
засевшие при дорогах, грабящие проходящих
и зарывающие имущества других в своих
кладовых, как бы в пещерах и подземельях.
Не станем же ублажать их за настоящее,
но будем называть их несчастными за
будущее, то страшное судилище и неизбежные
истязания, тьму кромешную, которая
постигнет их. Хотя разбойники нередко
избегали рук человеческих; однако и
зная это, мы и себе и врагам не желали
бы их жизни и проклятого богатства. Но
о Боге нельзя сказать этого: никто не
избегнет Его приговора; но все, живущие
любостяжанием и хищением, непременно
навлекут на себя от Него наказание
вечное и не имеющее конца, как и тот
богач. [1–2–О Лазаре–1–12]
из календаря "Год со святителем Иоанном Златоустом"
|