|
Восплачем,
возлюбленные!
Дайте руки, протяните
их вы, которые еще не потонули, к тем,
кто погибает от невоздержания, здоровые
к больным, здравомыслящие к безумствующим
и колеблющимся. Никто пусть не предпочитает
спасению друга его благодарность; и
гнев его, и обличение пусть направляются
к одной его пользе…
Умоляю вас: воспрянем.
Ежедневные войны, потопления, бесчисленные
погибели кругом, повсюду гнев Божий,
мы же, точно угодные Ему, чувствуем себя
в безопасности: все простираем руки
свои на корыстолюбие, и никто — на
помощь, все — на грабеж, и никто — на
заступничество. Каждый старается о том,
как бы умножить свое достояние, и никто
— чтобы помочь нуждающемуся; каждый
имеет великую заботу о том, чтобы
увеличить имущество, и никто — чтобы
спасти свою душу... Это достойно слез,
это достойно обличения, осуждения…
Восплачем, возлюбленные,
восплачем, возрыдаем. Может быть,
некоторые говорят здесь: «Он все говорит
нам о плаче, о слезах». Я не хотел бы,
верьте, не хотел бы, напротив, я хотел
бы говорить хвалы и одобрения — но
теперь этому не время.
Тяжко, возлюбленные,
не плакать, но тяжко делать достойное
слез; ужасно не рыдать, но делать достойное
воплей. Пусть не постигнет тебя наказание,
и я не буду рыдать; пусть не умрешь, и я
не буду плакать. Но если лежит мертвое
тело и ты убеждаешь всех к состраданию,
тех же, кто не скорбит, считаешь
безжалостными, то как же говоришь ты,
чтобы не скорбеть о погибшей душе? Но я
не могу: я отец, и я плачу, я — отец,
любящий детей…
Если бы можно было
видеть огонь моего духа, ты тогда увидел
бы, что я страдаю больше всякой девушки
и женщины, обреченной на преждевременное
вдовство. Не так она скорбит о своем
муже, не так отец скорбит о сыне, как я
о множестве людей, находящихся в моем
распоряжении. Я не вижу никакого
преуспеяния, никто не считает делом
своим угождать Богу. [12–2–40]
из календаря "Год со святителем Иоанном Златоустом"
|
