Иоанн Златоуст:
А можно ли,
скажешь, богатому спастись?
Вполне возможно. Авраам
был богат. Видишь его богатство? Посмотри
и на его страннолюбие. В полдень, когда
он сидел у дуба мамврийского, явился
ему Господь
в виде трех мужей. И
встав (он не думал, что пред ним Бог,—
мог ли он так думать?),
он поклонился им, говоря:
если бы вы сочли меня достойным войти
под сень шатра
моего! Видишь, что сделал
старец в полдень? Богатый и знатный, он
не сидит под кровлей дома, а как странник
и путник, оставив дом, жену, детей, слуг,
выходит на лов, распуская мрежу
страннолюбия, чтобы какой-нибудь
странник, какой-нибудь путник не прошел
мимо его дома.
И смотри, что он делает?
Он не поручает этого слуге, хотя их было
у него триста восемнадцать человек (он
знал нерачительность слуг), боясь, чтобы
слуга не задремал и странник не прошел
мимо, и мы, думал он, упустим ловитву,
но сидел сам, принимая знойный луч как
росу в жару, и любовь к гостеприимству
была для него вместо тени. И это Авраам!
И это богатый! А ты удостаиваешь ли
бедного, чтобы хоть взглянуть на него,
хоть ответить ему, поговорить с ним?
[Хочешь подражать Аврааму? Не препятствую;
напротив, даже желаю этого, хотя от нас
требуется и большее, чем от Авраама. Но
что же, скажешь, имел Авраам? Он был
страннолюбив.] И встал, говорится, Авраам,
и поклонился, не зная, кто были пришедшие.
Если бы он знал, то не было бы ничего
удивительного с его стороны в том, что
он почтил Бога; между тем неведение
относительно пришедших показывает в
нем величайшую любовь к гостеприимству.
Он зовет и Сарру, чтобы сделать и ее
участницей в гостеприимстве. Пусть
будут общими, говорит он, как блага
супругов, так и добродетели; поспеши и
смеси три меры лучшей пшеницы. <...>
Что же Пришедший? Я
опять буду у тебя в это же время, и будет
у Сарры сын (см.: Быт. 18, 10). Видишь, какой
плод произрастила трапеза? Какой
прекрасный, скорый и спелый? Как почернела
и совершенно созрела лоза? Таковы плоды
гостеприимства. [12–2–23]
из календаря "Год со святителем Иоанном Златоустом" |