|
Гефсиманская
молитва
Чрез постигающие нас
потрясения возрождается наша омертвевшая
в грехе натура к молитве, как-то отражающей
Гефсиманскую молитву. По достижении
зрелого возраста нам нередко дается
переживать частичное умирание, и в меру
этого опыта мы становимся более способными
созерцать Христа, идущего в Гефсиманский
сад и далее на Голгофу...
Нарисовать картину
страданий Иисуса Назарянина невозможно.
Вся Его жизнь с нами была не что иное,
как непрерывное терзание. Голгофа —
лишь заключительный акт, в котором все,
как в кульминационной точке, соединилось:
физические боли; душевные скорби
вследствие отвержения людьми благовестия
об Отчей любви; позорная смерть
преступника; злорадный смех мстивших
за понесенные от Него обличения в
неправдах... Все Его осудили: Римское
государство с его классическим правом;
Ветхозаветная Церковь, основанная на
Синайском откровении; облагодетельствованный
Им народ, и тот кричал: Распни, распни
Его! (Ин. 19, 6). Ко всему этому — покинутость
учениками, предательство Иуды, отречение
Петра; богооставленность: Боже Мой, Боже
Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15, 34);
предстоящее схождение во ад к тем, кто
наполняет сие мрачное место...
Не о Себе скорбел в
молитве Господь до кровавого пота, но
о нашей гибели. Это видно из Его слов к
плакавшим о Нем женщинам: Не плачьте
обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших
(Лк. 23, 28). Однако и Ему Самому нужно было
пройти в Его человечестве подвиг полного
истощания, как это было уже совершено
в небе по Божеству по отношению к Отцу.
Об этой Чаше молился Он как человек…
…Чрез Него нам дано
откровение о характере Бога — любви.
Совершенство в том, что эта любовь
смиренно, то есть без остатка, отдает
себя. Отец в рождении Сына выливает Себя
всецело. Но и Сын все возвращает Отцу.
Именно сей акт тотального истощания
совершил Господь в Своем воплощении, в
Гефсимании и на Голгофе. Именно такую
любовь заповедал нам Христос: ...кто
приходит ко Мне и не возненавидит отца
своего и матери, и жены и детей, и братьев
и сестер, а притом и самой жизни (души)
своей, тот не может быть Моим учеником
(Лк. 14, 26); тот не достоин Меня. Так, только
тот, кто в движении всецелой своей любви,
подобно мученикам, губит душу свою в
мире сем ради Христа, входит в самое
небо, чтобы предстать... пред Лице Божие
для жизни непрестающей (Евр. 9, 24; 7, 16).
Смысл жертвы Авраама
в том, что он на старости [лет] привязался
к обетованному сыну своему Исааку
настолько, что любовь его к Богу утеряла
свою полноту. Чтобы снова любовь к Богу
стала краеугольным камнем его жизни,
Авраам должен был принести жертву:
заклать возлюбленного сына. Когда же
внутренно сей акт был совершен, тогда
излишнею стала смерть Исаака: он мог
оставаться при отце.
Подобное повторяется
в жизни христианина: когда та или иная
страсть отрывает его от Бога, он решается
на многие жертвы. И если внутренний акт
достиг завершения, то страсти отступают
и «заклание» становится излишним.
Не так обстоит с Христом.
Господь внутренно совершил Свою жертву
в Гефсимании, но Ему ради дела (Ин. 17, 4)
нужно было пострадать до конца и внешне,
иначе никто бы не постиг тайны искупления.
Так, только на Голгофе, уже умирая,
Христос воскликнул: Совершилось! (Ин.
19, 30) — а не в Гефсиманском саду…
Падение праотца —
катастрофа космических измерений. Нам
необходимо учесть это, чтобы понимать
органический (чтобы не сказать —
логический) ход развития, выражающегося
в политических формах, но являющегося
по существу духовным: смертию умрете
(Быт. 2, 17) от огня, уже готового пожирать
нас…
...Христос есть чудо,
превосходящее всякий ум. Он — всесовершенное
откровение Бога триипостасной любви;
Он же явил нам Человека в его беспредельных
возможностях. В известный единому Богу
момент мы будем приведены на тот невидимый
рубеж, который лежит между временем и
вечностью. На сей духовной грани мы
должны будем окончательно определить
себя для предстоящей нам вечности или
со Христом, в подобии Ему, или в удалении
от Него. После сего решающего свободного
выбора и подобие, и расхождение примут
вневременный характер. Готовясь к сему
бесконечно важному для каждого из нас
событию, в нашей повседневности мы не
раз будем колебаться: исполнить заповедь
или поступить по страсти нашей? Постепенно
в этом всежизненном подвиге нам будет
открываться тайна Христа, если мы по
любви к Нему слово Его сделаем единственным
законом нашего бытия.
Придет такое время,
когда видение святости смиренного Бога
Христа переплавит, как огонь, наше
существо, превратив его в целостный
порыв любви. Полные отвращения к самим
себе, к гнездящемуся в нас злу, мы
возжелаем уподобиться Ему в смирении,
и желание это будет подобно смертельной
жажде. В самом этом томлении по святости
будет уже начаток ее. Умножившаяся
любовь к Господу естественно сроднит
нас с Ним в глубоких движениях сердца
и прозрениях ума. Картина, превосходящая
наше воображение, раскроется пред нами.
Великая печаль о страданиях людей как
болезненный спазм стиснет сердце наше.
Забудем мы тело, и только дух в доступной
для него мере войдет в поток Гефсиманской
молитвы Христа. Таким путем рождается
в нас познание Господа Иисуса (Ин. 17, 3),
которое само в себе есть вечная жизнь.
Архимандрит
Софроний (Сахаров)
|
