Текст: Константин Саймон - профессор Папского Восточного института (Ватикан)

(Статья в окончательном варианте опубликована в "Филаретовском альманахе №4" ПСТГУ)

Просветитель Сибири архиепископ Ярославский Нил (Исакович) (1799-1874)[1] и святитель Филарет (Дроздов) (1782 - 1867), митрополит Московский, были современниками. Оба получили классическое семинарское образование по-латыни. Оба занимались изучением языков. Святитель Филарет в молодости преподавал греческий и древнееврейский языки в семинарии. Архиепископ Нил настолько овладел трудными языками сибирских народов, что составил грамматику монголо-бурятского языка и перевёл, с помощью профессора Санкт-Петербургского университета Попова, тексты Литургии и Требник Православной Церкви на монголо-бурятский язык. Оба иерарха отличались блестящим умом и начитанностью, хорошо разбирались в других религиях...

Святитель Филарет владел обширными знаниями различных  христианских конфессий; архиепископ Нил, работая в Сибири, досконально изучил ламаистический буддизм Тибета, имевший значительное влияние на племена бурятов. Позднее архиепископ издал труд «Буддизм в Сибири»   (Санкт- Петербург, 1858), который для своего времени был и долгое время оставался примером всестороннего классического  исследования религии. Оба архиерея внесли большой вклад в дело образования и просвещения. Катехизис митрополита Филарета и его переводы Св. Писания являются выдающимися трудами.  Как миссионер-епископ, Нил много потрудился в создании школ на юго-западе своей епархии в Яранске и Урчуме, среди черемисов на востоке в Галзове и Сарапуле среди вотьяков.

Деятельность этих двух святителей стала воплощённым опровержением распространенного до недавнего времени западного представления о том, что русское духовенство в девятнадцатом столетии  отставало в области образования и культурного развития от римско-католического и протестантского.

Но если святитель Филарет трудился, в основном, в Санкт-Петербурге и Москве, архиепископ Нил до перевода в Ярославскую епархию был на Иркутской кафедре и нёс труды в самых отдалённых районах Сибири как среди русских, многие из которых были православными лишь по названию, так и среди слабо просвещенных христианским учением племён бурят и якутов и их нехристианских соплеменников, продолжавших исповедовать шаманизм и буддийский ламаизм.

Биографические сведения

Архиепископ Нил фигурирует даже в классической русской литературе, являясь прототипом архиерея в рассказе Николая Лескова «На краю света». В уста этого литературного героя вложен исполненный скептицизма монолог о слабых успехах православного миссионера среди языческих народов Сибири. Он с горестью говорит о том, что крещёное население его обширной Сибирской епархии остаётся полуязыческим в своих верованиях и утверждает, что их обращение в христианство существует только на бумаге.

Архиепископ Нил (в миру Николай Фёдорович Исаакович) завершил богословское образование в Санкт-Петербургской Академии. С 1835 по 1838 гг.  служил епископом Вятским на европейском севере России. В 1838 г. был назначен архиереем обширной Иркутской епархии, которая занимала большую часть центральной и восточной Сибири от Енисея на западе до Тихого океана, включая Камчатку и Аляску. В 1840 г. он был возведён в сан архиепископа. В 1853 г. его перевели на Ярославскую кафедру, где владыка оставался до своей смерти.

Иркутскую епархию вряд ли можно было назвать мечтой молодого архиерея. Многие предполагаемые кандидаты выразили отказ, сославшись на слабое здоровье, значительные расстояния и суровый климат. К тому же, это была бедная епархия. Служение предполагало труды среди диких языческих народов востока. Хотя епископа отправляли скорее для служения, главным образом, среди русских поселенцев, чем для проповеди среди язычников и буддистов.  Позднее государственные власти особо подчёркивали этот факт,  и в стремлении сохранить мир с сибирскими буддистами и их преданность царю как подданных русской короны, не поощряли миссионерскую деятельность, ограничивая просвещение кочевыми племенами Крайнего Севера. Здесь архиепископу пришлось идти против течения, так как одной из главных задач на Иркутской кафедре было для него обращение и просвещение народов Сибири. Архиепископ обратил лично не менее 20.000, и  эту цифру нужно соотносить с обширной территорией его епархии.

В 1844 г. им было основано два храма на землях якутов - два священника и  два клирика были приписаны к территории, включавшей нижнее течение рек Лены, Индигирки и Колымы. В 1851 г. на юге епархии архиепископ основал монастырь, который должен был стать центром распространения христианской веры среди монголо-бурят. Монастырь располагался у подножия Саянских гор и был назван в честь небесного покровителя владыки святителя Нила.

Помимо исследования буддизма архиепископ Нил написал историю Преображенского монастыря Ярославской епархии, которая была издана под названием «Ярославский Спасо-Преображенский монастырь» (Ярославль 1862/1869). Собрание его проповедей также вышло в Ярославле в 1860 г. Здесь мы рассмотрим латинские цитаты из его крупного труда, широко известного под названием  «Путевые записки путешествия по Сибири» (Ярославль 1874).

«Путевые записки» и латинские цитаты

«Путевые записки» были изданы в Ярославле, где находилась последняя кафедра архиепископа Нила,  в год его смерти. Издание вышло под заголовком «Путевые записки», имя автора было указано как А.Н. - архиепископ Нил. Место и дата публикации указаны наряду с именем издателя: «в типографии Г.Фалька». На первой странице приводится более полное название: «Путевые записки Преосвященного архиепископа Нила».

Владыка Нил использует не только латинские цитаты в этом труде.  Он цитирует и Библию, и французских авторов, а в одном месте даже польского писателя. Иногда он приводит русский перевод и указывает автора. Книга представляет собой путевой дневник, но остаётся неизвестным, употреблял ли автор эти цитаты, находясь в Сибири, или, что гораздо вероятнее, позднее, во время своего пребывания в Ярославле. Совершенно очевидно, что источники были ему хорошо знакомы. Он приводит самые разные латинские цитаты, большинство из которых взяты из классических авторов - наиболее любимыми были Гораций и Овидий. Некоторые цитаты относятся к периоду позднего Возрождения, здесь можно привести в пример Эразма.  Встречается несколько цитат из научной литературы восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Среди прочих - краткие афоризмы, которые особенно характерны для первых глав. Многие цитаты употребляются для описания природных явлений, с которыми владыка сталкивался во время своих миссионерских поездок. Иногда цитаты служат для объяснения психологических состояний и настроений. Но все они отличаются некоторым несоответствием ситуации. Являясь следствием фундаментального классического образования, эти цитаты выглядят на фоне варварского окружения архиепископа Нила как нежная весенняя зелень в снегах диких краёв.           

На 333 страницах своего труда владыка приводит множество цитат. Очевидно, что здесь не представляется возможным перечислить или описать их все. Ограничимся несколькими примерами с описанием обстоятельств появления этих цитат в «Путевых записках».            

Афоризмы

Владыка Нил приводит множество кратких изречений. Самым первым является посвящение читателю книги. Он описывает свою поездку, которая охватывала территорию от берегов Волги до Ангары, от Лены до Нерки, Шилки, Онона и Аргуни. Весь труд по описанию этого путешествия посвящается читателю – librum lectori dedico – книгу читателю посвящаю. [2]

Одной из первых остановок святителя по пути из Вятки в Иркутск была Пермь. Город произвёл тяжёлое впечатление на архиерея своей запущенностью. Архиерейский дом находился в полном беспорядке, прямо во дворе лежали могильные плиты. По мысли владыки, единственной способностью жителей было разрушение того, что прежде являло порядок, или, как он выразился, способность печь ржаной хлеб из пшеницы или устраивать Тартар из Эдема. Но причину такого состояния, как думал архиепископ, следует искать в природных склонностях русских - «наших русаков», как он их называет, потому как De gustibus non est disputandum- А о вкусах ведь не спорят. [3]

Екатеринбург на Урале, напротив, порадовал владыку Нила. Здесь он посетил монетный двор, где чеканилась медная монета, и шлифовальную фабрику, где изготовлялись вазы из яшмы. Своё удовлетворение увиденным владыка выразил изречением labor omnia vincit – труд всё побеждает. [4]

Via media и Ермак

Но другие обстоятельства жизни в Екатеринбурге не доставляли такой приятности архиепископу. Викарный епископ Пермский проживал  в Екатеринбурге. Архиепископ дважды присутствовал за архиерейским богослужением. Всенощное бдение длилось четыре часа, столько же продолжалась и Литургия. Это объяснялось стремлением привлечь старообрядцев, которые в больших количествах проживали вокруг города и были известны своей приверженностью к продолжительным богослужениям. Однако владыка сомневался в положительном воздействии подобных  богослужений. Местное православное население выражало недовольство и едва ли кто из них достаивал службы до конца. По мысли владыки, умеренность была бы более предпочтительна, что он выразил латинским двустишием:  Via media, regia via: Medio tutissimus ibis – Средний путь есть путь царский; им идти безопасней всего.[5]  Вторая часть цитаты из первой книги «Метаморфоз» Овидия.

Покинув Екатеринбург, владыка и сопровождающие его были вынуждены остановиться для отдыха под открытым небом. Но для владыки Нила это не представляло трудности. Он сравнивает прекрасный лазурный небосвод и свежий, чистый воздух с грязью перенаселённого Петербурга. По мысли епископа, нетронутая природа чиста и прекрасна, и лишь человек способен её осквернить: senescit, sed quomodo et in quo prorsus nescit – (человек) стареет, но каким образом и в чем не знает[6]. Владыка добавляет: O bruta polluta, O mentes dementes, Quae vestra palestra, Quae lux? Quis est legislator et dux? – о тёмные и развращённые умы, где ваша наука, где ваш свет, где ваш законодатель и начальник? Всё суета - суета сует[7]! - последняя цитата взята из книги Екклесиаста.

В Тобольске владыка Нил размышлял о русских победах при завоевании Сибири. Длань Божия была с русскими войсками. Здесь он цитирует Ветхий Завет (Второзаконие, 32,30): Един от вас поборет тысячу и два поженут тьму. – Один из вас сразится с тысячей и двое с десятью тысячами[8]. Завоевателю Сибири Ермаку Тимофеевичу владыка возносит высочайшую хвалу, говоря о нём словами известной оды Горация, которая послужила источником знаменитого стихотворения Пушкина Exegi monumentum aere perennias, Regalique situ pyramidum altius; quod non imber edax, non aquilo impotens, possit diruere –  crescam laude - Я создал памятник прочнее бронзы, выше царских пирамид, который ни разрушительный дождь, ни неистовый ветер не уничтожат, я вознесусь славой…[9]

В Тобольске Преосвященный посетил собор и архиерейский дом, расположенные в живописном месте на вершине холма– in apice montis.

Собор напоминал старинные московские храмы - сырые, тёмные, с массивными колоннами. Но иконы были в серебряных окладах, два  особенно выделялись искусной отделкой.  Владыка употребляет выражение  memento mori когда пишет о посещении могилы недавно почившего архиепископа Тобольского Афанасия, который много потрудился на благо епархии и был одарён блестящим умом. Однако суровый климат не лучшим образом повлиял на его слабое здоровье. Владыка Нил произносит над его свежей могилой: Multis ille bonis flebilis cecidit! – Он почил, оплаканный многими добродетельными людьми.[10] Это была цитата из «Кармины» Горация («Кармина»  1, 24.9)

По дороге в Иркутск

После Тобольска дорога Преосвященного пролегала через Омск и Барабинскую степь. Здесь мне придётся сделать небольшое отступление от предмета латинских цитат. Как хорошо известно, владыка Нил обладал обширными познаниями не только в классических древних языках, но и проявлял интерес к изучению редких языков, куда относился язык, который он назвал монголо-бурятским. Размышления над этимологией слова бараба, входившего в название степи, которое едва ли могло быть славянского происхождения, стало началом изучения письменного и устного словаря этого экзотического языка. Слово бараба как таковое отсутствует у монголо-бурят. Но он обнаружил слово бариба от глагола баричу означавшего держать, а также родственное слов барачта означавшее  грязный, непролазный.  Епископ-учёный возвёл этимологию названия степи, по которой проезжал, к последнему из перечисленных значений.

Впереди лежали Колывань и река Объ. Далее были Томск и Ачинск. Владыка отметил особо суровые погодные условия в районе Оби словами Гиппокрита: Da tegmen, namque frigeo; Totusque contremisco! – Дай же мне одеяло - я мёрзну; Дрожью охвачен я весь[11]!  Ещё дальше лежали Красноярск, Канск и речка Бирюса, разделявшая районы Красноярска и Иркутска. Владыке предстояло проехать город Нижнеудинск, откуда оставалось 490 вёрст до Иркутска.

Владыка посетил Вознесенский монастырь[12], расположенный в четырёх вёрстах от Иркутска. Монастырь был основан в 1672 г. на левом берегу реки Ангары. Здесь в серебряной раке соборного храма покоились мощи святителя Иннокентия. Владыка Нил считал этот монастырь одним из лучших в своей епархии, но ему не потребовалось много труда, чтобы заметить, что монашеское рвение было уже не то, что в древние времена, и потому утрачивалась главная цель существования монастырей. Преосвященный размышлял о том, где скрываются подвижники и монашествующие, которых можно было бы сравнить с подвижниками древних времён. Они сокрыты от людского взора в тишине келий и отдалённых скитах, как происходит и в природе, размышлял святитель, где в буквальном смысле aurum argentumque…iacuere tenebris[13] - золото и серебро лежит в темноте, или более поэтично, в тёмных недрах земли.

Когда владыка Нил добрался, наконец, до Иркутска, тогдашней столицы Сибири, как он замечает, обнаружилось, что архиерейский дом находится ещё в более плачевном состоянии, чем в Перми. Внутри было сыро и холодно. Но он исполнился решимости не думать об этом - смотреть на всё сквозь пальцы. Первая речь, обращенная владыкой к собравшимся, содержала высказывание из Цицерона, которое он привёл, как он пишет, в переводе: Non domo dominus, sed domino domus honestandus est –  Не дом облагодетельствует хозяина, а хозяин дом[14]. В этой же речи был упомянут смиренный Диоген, который предпочёл бочку всем царствам Александра Великого - ещё один пример из классической античности. Был упомянут и мудрый Сенека, который в отношении истинного счастья мог поспорить с самим Юпитером, если у него были только хлеб  (в действительности -  очищенный ячмень) и вода – habeamus aquam et polentam et Iovi ipsi de felicitate moveamus controversiam[15]. И, наконец, он цитирует Горация, который  в одной из од («Оды» 1.22) выражает решимость благоденствовать в окутанной туманами пустынной стране, под мрачными небесами: – Pone me, prigris campis; quod latus mundi nebulae, malusque; Iupiter urget; Pone in terra domibus negate…[16]. Но в то время как римский поэт просит единственно любви своей возлюбленной, архиепископ заменяет это прошение молитвой об укреплении Sola me virtus dabit – beatum[17].

В диких землях Якутии

В июне 1843 г. архиепископ отправился в миссионерскую поездку в Якутию, расположенную в самой холодной части Сибири, в сопровождении пятнадцати человек. Проехав через Ояк и Чердовскую, они прибыли в Усть-Ордынское, где русский язык уже уступил монгольскому. Покидая город, они стали свидетелями чурала - шаманского празднования летнего равноденствия. В привычной классической манере архиепископ описывает его как вакхическое и добавляет язвительное: Vinum nihil moderabile suadet? –  Склоняет ли когда-либо вино к умеренности?[18] В другом случае далеко в степи они снова встретились с язычниками, совершающими шаманский обряд.  В ночной тьме пылали языческие костры. Зрелище, представшее глазам архиерея, заставило его подумать о тотемах, духах и языческих празднованиях античности – Noctua geniorum sacra! –  Сова, священная ночная птица древних![19] Владыка Нил пошутил, что Шимнус, монгольский дух воздуха, должно быть, предупредил язычников о его присутствии. Но повода для тревоги не оказалось. Свирепые языческие духопоклонники, словно смиренные овцы, склонились перед пастырем, прося благословения, которое он им преподал в соответствии с их традицией - через возложение рук. Таково было религиозное смешение понятий  в тех краях. Талантливый миссионер, архиепископ встал перед собравшимися язычниками и похвалил их словами Господа, сказанными римскому сотнику (Мф. 8,10). Эти слова владыка произнёс на их языке Би-бер ене мету итегели Израилун дотора чу есе олбай - ни во Израили толики веры обретох  – и в Израиле не нашёл Я такой веры.[20]

Другой случай стал поводом горьких переживаний владыки. Путешествуя по течению Лены, он приехал в долину, где из земли выходили ядовитые пары. Здесь его принял некий Тайша. Но даже запах горящих можжевеловых веток не мог прогнать удушающее зловоние. Тайша под глубоким впечатлением от посещения епископа стал готовиться со своей семьёй к принятию крещения и построил церковь. Он умер, несмотря на свою молодость в результате отравленного воздуха  в том месте, где он жил и которым тяготился, так и не успев креститься. Преосвященный был глубоко опечален происшедшим и выразил свои чувства на латыни:  Heu, male diluitur, teneris quod mentibus haesit; Praesertim durant, quae didicere mala – Увы, зло, что умы поражает младые, трудно лечить; Особенно стойко то  зло, что привычно им стало.[21]  Эта цитата необычна тем, что взята не напрямую из классической античности, а скорее из Sacra et satyrica epigrammata Луиджи Биджи Питторио, итальянского гуманиста (1454-1520) эпохи  позднего Возрождения.

Другая подобная цитата появляется в связи с посещением Троицкого монастыря в городе Киренске в нижнем течении Лены. Архиепископ отмечал две особенности в истории создания монастыря. Первая состояла в том, что настоятель монастыря назначался не Св. Синодом, а местным губернатором (воеводой). Второй особенностью было то, что монастырь управлялся не одним настоятелем, а двумя. Игумен следил за порядком и отправлением богослужений, а строитель распоряжался монастырским хозяйством и совершенно не зависел от игумена. Так продолжалось до 1755 г., когда эти две должности были объединены. Власти стремились навести порядок, но владыка Нил проявлял скептицизм в этом отношении. Может ли быть мир, когда в результате объединения каждый не знал, что ему делать, размышлял архиерей. Он подкрепляет свои размышления цитатой не из античной классики, а вновь  из труда  гуманиста эпохи Возрождения, голландца пятнадцатого века Дизедерия Эразма De Milite christiano- Junctae quidem inter se sunt partes, sed concordia quadam discordi? – Снова в союзе, что ранее было раздельно, нет ли при этом раздора в самом соглашеньи?[22]

Говоря об этом же монастыре, владыка Нил приводит цитату не из латинского, а из греческого автора, что довольно необычно для него: Sermo factis diutius vivit – Слова живут долее дел.[23] Язык цитаты латинский, но слова принадлежат греческому автору Пиндару.

Две других цитаты появляются в связи с путешествиями по воде во время этой поездки. Недалеко от Витимска отважный архиепископ провёл ночь в лодке на реке Витим. Всю ночь он лежал с открытыми глазами, созерцая небосвод. По словам владыки, мысли его были словно огненные метеоры. В глубине окружавшей его ночи он думал о предвечном хаосе, который когда-то также окружал землю. И здесь он снова цитирует «Метаморфозы» Овидия:  Unus erat toto Naturae vultus in orbe; …rudis indigestaque moles; Non bene junctarum discordia semina rerum – лик природы явился единым во всем ее многбразии; это состояние которое человек определяет как хаос; скопище вещей находящихся в беспорядке; ничего кроме враждующих семян противоборствующих друг с другом; поставлены в состояние единения.[24]

20 июня Преосвященный предпринял другую попытку путешествия по воде во время неспокойной погоды.  Он, по-видимому, только что отслужил в церкви Витимска и прямо оттуда отправился к лодке в сопровождении молящихся. Небо потемнело, набежали тучи, река клокотала. Владыка был неустрашим. Он и его решительные спутники предпочли апостольское служение благоразумию и вошли в своё качающееся на волнах судно. Чем труднее опыт прошлого, тем легче в будущем, или, как говорит Плавт, которого цитирует владыка Нил: Fortiter malum qui patitur, post potitur bonum[25]. Певчие пели канон Волною морскою при отправлении архиепископа в путь. Но дорога оказалась исполнена многих опасностей и владыка снова использует сравнение из классики, упоминая Сциллу и Харибду при виде зияющих расселин в скалах и пещеру Эола, греко-римского божества и повелителя ветров. Эти образы взяты из «Одиссеи» Гомера.

Несколько раз во время путешествия владыка останавливался для созерцания окружающего мира, который напоминал ему предвечный хаос, как и той ночью в лодке. Необычная цитата появляется в сноске, когда епископ размышляет об островах, разбросанных по берегам Лены. Он снова думает о мире, как он существовал до того, как Создатель внёс в него стройность и порядок. В этот раз он приводит образы Ветхого Завета и первого дня творения. Необычен источник этих образов - латинский труд под названием Coelum Sephiroticum (Часть II, с.22), изданный в 1679, в котором приводится следующее толкование книги Бытия 1,2: Terra erat inanis et vacua, scilicet seminibus hisce et specificis rebus nondum exornata; nihilque movebaur intrinsece, nisi a Spiritu fovente vel incubante, ut Syrus interpres vertit – Земля была обширна и пустынна, т.е не украшена семенами и разными созданиями, также не могла она прийти в движение, как только действием Духа, по толкованию Сируса…[26]  Книга, откуда приведена эта цитата, была необычна в библиотеке русского православного духовенства. Автором являлся Джоан Кристоф Стиб(ус) и полное название было следующим Coelum sephiroticum Hebraeorum per portas intelligentiae, Moysi revelatas interiores naturalium rerum characteres…manifestans, ex vetustissima Hebraica veritate medicinae, chymiae, astronomiae, astrologiae, botanicae, zoologiae, anthropologiae, aliarumque scientiarum nova principia…explicans… Стиб был учёным, а также алхимиком и кабалистом, и в книге его были перемешаны естествознание и тайное, оккультное знание, что большей частью было заимствовано из кабалистических трактатов. В книгу были включены астрологические и магические таблицы и гравюры со знаками гороскопов, упоминания об Атлантиде и эликсире богатства и вечной жизни. Ещё одно доказательство широкой и разносторонней начитанности епископа.

Некоторые размышления о пустынных землях якутов

К сожалению, мы вынуждены оставить многие размышления Преосвященного Нила для последующих исследований и обратиться к концу его книги и путешествия, описание которого он завершает с оттенком грусти. Владыке не составило труда осознать основной  конфликт между русскими поселенцами и кочевыми якутами, существовавший в этой отдалённой области. Кочевник-якут, при виде плода и вообще всего растущего на земле, немедленно срывает и съедает, не думая, хорошо это или нет. Русские поселенцы, выращивая свои плоды, ограждают их высоким забором, так, что  эти плоды становятся недоступны даже глазу. Такое разное отношение к земным плодам не могло не вызвать конфликт. Добродетельный архиерей оплакивал эти земли, подобно Господу, плачущему над Иерусалимом, приводя необычную библейскую цитату на русском, а не на церковно-славянском. Он приводил слова ангела Господня пророку Захарии 1,12: Господи, Вседержителю, долго ли Ты не умилостивишься над Иерусалимом и над городами иудейскими, на которые Ты гневаешься вот уже семьдесят лет?[27]

С точки зрения архиепископа Нила, у несчастной Якутии было два врага, готовившихся её погубить: природа и человек. Природа Крайнего Севера была уже не доброй матерью для людей, а злой мачехой, и человеку было не суждено победить в борьбе с ней. Человек мог строить, но со временем всё рушилось, и природа со своими семенами и растительностью, словно из мести, снова возвращала всё в прежнее состояние. Владыка снова вспоминает Горация и его «Письма»: Epistles: Naturam expellunt furca, tamen usque recurret – Можешь прогнать ты природу трезубцем, снова вернётся на место она.

Другим врагом был сам человек. Архиепископ считал свободу благом, но чрезмерное благо бывает опасно и разрушительно. Излишек свободы приводит  к анархии и произволу. Свобода как потворство редко приводит к хорошему. Там, где царит невежество, есть лишь одно средство достижение цели - сила. Здесь следует цитата из Теренция: Licentia omnes reddimur deteriores. Владыка Нил сам приводит перевод в сноске: При поблажке все худшими становятся.[28] Цитата из пьесы Теренция Heauton timorumenos или «Самоистязатель» 3,1,74.

Возможно, пессимистический настрой здесь не уместен, в особенности, в отношении его собственного миссионерского путешествия. В последних словах звучит торжествующая нота, так как достигнута цель дальнего пути - Якутск. В этот раз он не прибегает к латинским цитатам, а пишет простым русским языком: хвала и благодарение Господу! Он помог нам достигнуть цели нашего путешествия - мы в Якутске.

Несколько цитат не латинского происхождения

Чтобы показать широкую эрудицию владыки Нила и круг его чтения, приведём несколько цитат на других языках, помимо латыни. Уже упоминалось, что он приводил цитаты из Библии, особенно из Ветхого Завета и на церковно-славянском, и на русском, а также в переводе на монголо-бурятский. Цитировал он и русскую литературу, и некоторые научные труды.

Но, несомненно, архиепископ знал и другие языки - по крайней мере, французский и польский и, возможно, немецкий, хотя в рассматриваемой книге цитат на немецком нет. Что касается французского, он приводит описание события греческой мифологии, причём указан загадочный источник Mor. p. 426.  Речь снова идёт об Эоле из «Одиссеи»: Le Roi de ces isles Éoliennes, qu-il tenoit les vents dans des cachots, et qu’un jour il les enferma tous dans une outre, dont il fit present à Ulisse – Царь эоловых островов, который держал ветер а заточении и однажды подарил его Улиссу в бурдюке.[29]

Цитата из польского употребляется почти в самом конце книги. Архиепископ Нил отмечает трудолюбие русских поселенцев так же, как и изолированность кочевников-якутов, к которой они сами относились достаточно равнодушно. Это для него и следствие  человеческой природы, и символическое изображение людей, живущих рядом, но чьи интересы далеки настолько, насколько это возможно. Здесь он цитирует отрывок из польской литературы, где приводится разговор  польского короля Августа II и шведского короля Чарльза XII, окружённых группой людей разной национальности, собравшихся вокруг костра, каждый из которых занят своими мыслями и стремится достичь собственных интересов. Источником владыка называет  Opisanie kilku Monarchów y innych przedniczych Person. Польский текст приводится без диакритических знаков и в искажённом варианте. Владыка Нил даёт и перевод на русский: Шведский король держал горящий факел, француз раздувал огонь; русский сидел у огня, погружённый в думы. «Что происходит?» - думает он. Немец, сняв рукавицы, трёт руки, пытаясь их согреть.[30]

Заключение

Интересно проследить, как писатель девятнадцатого века употребляет цитаты из классических античных авторов, применяя их в ситуациях, которые древние не могли бы и вообразить - путешествие в далёкие края древней Скифии, сравнимое для них лишь с путешествием к            ultima Thule – самой северной части обитаемого мира. Цитаты на латыни и других языках служат доказательством образованности, свойственной русскому духовенству его времени, обучавшихся в семинариях и академиях. Это свидетельствует о том, что, по крайней мере, некоторые духовные лица не уступали и даже иногда превосходили в знаниях классических языков западное духовенство. Другой вопрос, насколько эти знания были полезны для их миссионерской работы и насколько пригодны  в деле православного богословского образования, когда изучение классического античного наследия могло происходить в ущерб изучению святоотеческого наследия.

Но в случае архиепископа Нила мы не найдём ущерба его миссионерской деятельности с этой стороны. Также подобные знания не заслонили от него окружающую действительность, о которой древние не имели даже понятия - буддистские ламы, дикие шаманские пляски, тундра, тайга, сибирские просторы, холодный климат и, наконец, общение с народами Сибири, так не похожими на русских. Архиепископ явил себя непредвзятым, добрым и сострадательным миссионером, полным humanitas -человечности, - к которой стремились античные авторы.

Владыка Нил был не единственным, кто получил образование, основанное на изучении классических античных авторов. Помимо святителя Филарета (Дроздова), другие выдающиеся иерархи получили подобное образование. Среди них святитель Пётр (Могила) митрополит Киевский, архиепископ Феофан (Прокопович) и архиепископ Стефан (Яворский), двое последних жили во времена Петра Великого. Все они в совершенстве знали классические языки и писали на изящной латыни. Не забудем и Константина Победоносцева, который, хотя и жил в более позднее время и не получил семинарского образования, прекрасно знал латынь и классических авторов. Ему принадлежит перевод с латыни на русский «Подражания Христу» Фомы Кемпийского, пример духовной классической литературы Запада. Позднее его перевод был переиздан в Риме.  Как бы то ни было, все эти духовные лица сыграли решающую роль в истории Русской Православной Церкви, и все они, подобно архиепископу Нилу, были знатоками классической античной литературы.

В заключение представляется справедливым упоминание монографии С.Н.Максимова «Преподавание древних языков в русской классической гимназии 19 – начала 20 века», опубликованной в 2005 году в Москве. Автор труда впервые предпринимает попытку всестороннего анализа развития отечественной теории и практики преподавания древних языков в классической русской гимназии.